Клоунада

Глава девятая

Я спал в комнате горничной. Горничная явно была меньше меня ростом, потому что обе мои ноги свешивались с матраса. И на кровати не было подушки — только валик, круглый, как телефонный столб, но намного жестче. Я сбросил его на пол, выиграв в длине кровати сантиметра два, но все равно мне казалось, что уснуть не удастся, хотя казалось недолго, потому что через пять минут я буквально отключился.

Когда я проснулся, сквозь щель между задернутыми шторами пробивался тонкий луч света, рисуя на кружевных занавесках замысловатый желтый узор. Где-то вдалеке послышался глухой автомобильный гудок. Я взглянул на часы. Девять. Поздно.

Я откинул простыню, сбросил ноги с кровати и встал. И вдруг почувствовал острую боль в спине, прямо под лопаткой.

Может, дело в слишком маленькой кровати. Я уже слишком стар, чтобы спать в маленьких кроватях.

Или, может, вчера я потянул какую-то мышцу, когда бросал француза через плечо.

Я порылся в чемодане, нашел халат, надел и пошел искать Ледока.

Он сидел на диване в гостиной, уже полностью одетый, склонившись над газетой на журнальном столике, с чашкой кофе в руке.

— А, mon ami, — сказал он и поставил чашку на блюдце. — Никак вернулись в мир живых, а?

— Не совсем, — сказал я. — Пока не полностью.

Он улыбнулся. Сегодня на нем была легкая тройка из серой шерсти, такая же безукоризненно чистая, каким был и вчерашний костюм, правда, до нашего путешествия по канализации. Он умудрился сложить новый галстук и разложить его так, что на нем не осталось ни морщинки. Еще на нем была белая рубашка с жестким воротником, серая бабочка, черные туфли и белые, аккуратно застегнутые гамаши.

— Присаживайтесь, — махнул он рукой, а сам встал. — Какой кофе предпочитаете?

— Горячий. Черный. Два кусочка сахара. — Я уселся в одно из хрупких кресел. — Спасибо.

— Не желаете круассанчик? Я выходил на улицу и купил несколько штук в кафе по соседству. Вполне съедобные.

— Нет, спасибо, Анри. Кофе достаточно.

— Bon. — Он кивнул и вышел из комнаты. Я устроился поудобнее и принялся рассматривать нарядных пастушков на картине. Овцы все еще спали. Я им позавидовал.

Вошел Ледок с чашкой на блюдце. И передал ее мне.

— Спасибо, — сказал я. Он снова уселся. Я кивком показал на газету. — Что-нибудь насчет нашего приятеля из канализации?

— Non. Но, боюсь, плохие новости все же есть.

Я отпил несколько глотков кофе. Он был великолепный, что меня, впрочем, не удивило. Я придерживался мнения, что тот, кто знал, как приготовить лягушачьи лапки à la meunière, уж с чашкой-то кофе справится вполне.

— Какие именно?

— Астер Лавинг. Певичка. Умерла.

— Умерла? — как попугай повторил я.

— Передозировка героина, — объяснил он. — Вчера ночью.

Я опустил чашку с кофе.

— Надо было сходить на эту проклятую баржу.

— Мы бы все равно опоздали, дружище. Она умерла раньше, вечером. — Он поднял газету. — Перевести?

— Да. — Я глянул в сторону. — Черт!

Ледок откинулся на спинку дивана и принялся читать:

— «Астер Лавинг — прекрасная негритянская chanteuse, то есть певица, чье великолепное исполнение чудесной песни „Дрозд“ сделало ее…» — Ледок нахмурился. — Merde. Чушь. «…Сделало ее жемчужиной в короне парижской ночной жизни». — Он поднял голову. — Откуда они берут такие дикие словосочетания?

Я кивнул.

— Дальше.

Ледок снова обратился к газете.

— «…была найдена вечером во вторник мёртвой — смерть наступила от передозировки героина. Тело мисс Лавинг обнаружил в одиннадцать часов ее менеджер Жак Моррэ, который вызвал полицию и скорую помощь. Помочь певице уже не могли, и врач констатировал смерть. Как считают в полиции, мисс Лавинг умерла примерно между девятью и десятью часами утра».

Ледок пробежал глазами по статье.

— Здесь еще некоторые биографические сведения, с описанием ее бурной жизни в Соединенных Штатах до того, как она стала жемчужиной в парижской короне, и еще поэтический некролог на английском. «Прощай, дрозд», — говорится в ней. Дальше читать?

Я покачал головой.

— Черт бы все побрал, — сказал я. — Ничего себе совпадение. Только начали дознание, и тут нате вам, на следующий день она умирает.

Ледок погладил бородку.

— Согласен, очень любопытно. Но, mon ami, какое отношение ее смерть имеет к нашему расследованию? Мы говорили только с Розой Форсайт и Сибил Нортон, и ни одна из них не знала о связи мадемуазель Лавинг с Ричардом Форсайтом.

— Я им пока об этом не рассказывал.

Ледок нахмурился и на минуту задумался.

— Но вы же сами говорили, что не объясняли, какие между ними были отношения. По крайней мере, мадам Форсайт.

— Роза не такая уж дурочка, какой кажется. Я расследую смерть ее мужа, называю женское имя. Она вполне могла сообразить. Как и Сибил Нортон.

— Но зачем кому-то из них убивать Астер Лавинг? В газете пишут, она умерла от передозировки. И если она сидела на героине, разве не рисковала жизнью постоянно?

— Возможно. Но «постоянно» — понятие растяжимое, Анри. А она умерла вчера. В тот день, когда я объявился в Париже. Мне это не нравится.

Ледок молчал. Наконец он сказал:

— Мне пришла в голову еще одна возможность. Помимо мадам Форсайт и мадам Нортон.