Во время моего короткого монолога он никак не реагировал. Просто сидел и пыхтел трубкой. Когда я закончил, он пыхнул еще раз, вытащил трубку изо рта и снова положил руку с нею на бедро. И еще раз улыбнулся, не разжимая губ.
— Мне очень понравилось, — сказал он, — ваше… — Он повернулся к Ледоку и произнес французское слово.
— Обращение, — подсказал тот.
— …обращение к моему сердцу с этой историей про мамашу.
Я улыбнулся.
— Я пытался возместить вам отсутствие бутерброда.
— И пива, — добавил он.
— Я куплю вам пиво. И бутерброд впридачу.
Еще одна слабая улыбка. Он снова вложил трубку в рот, затянулся разок-другой, затем вынул трубку и положил руку на бедро.
— Вы должны понять, я всего лишь инспектор. Маленькая рыбка. Там, надо мной, плавает много других, покрупнее. Одному подавай то, другому это. И я должен следить, чтобы все были довольны, так? Возможно, есть вопросы, на которые я не мочь вам ответить. Понимаете?
— Да.
Он кивнул.
— Но я попробовать.
— Спасибо, — сказал я. — Но я все равно куплю вам бутерброд с пивом.
Он небрежно отмахнулся.
— Нет-нет. Спасибо, не надо. Когда мы закончим, я на час пойду домой. Моя жена приготовить coq au vin[54] у меня уже слюнки текут.
— Она берет красное вино? — спросил Ледок.
— Нет, — ответил инспектор, поглядывая на него. — Она берет белое. Рислинг.
— А! А как насчет lardon? — Он повернулся ко мне. — Ломтиков сала, — пояснил он.
— Спасибо, — сказал я. Поскольку ради меня они оба говорили по-английски, было невежливо их прерывать.
— Нет, — сказал инспектор. — Она обжаривает курица на сало, затем убирает его со сковорода. Добавлять морковь, лук-шалот и немного чеснок. Разумеется, все мелко нарезанное.
— Да, разумеется, — согласился Ледок.
— Все это румянит, снова кладет курицу на сковородку и добавляет равное количество рислинг и крепкий куриный бульон.
— А, понятно. Бульон. А специи еще добавляет?
— После того как она делать соус гуще с помощью куриного желтка, смешанного с немного сливки, она добавлять лимонный сок и немного сливового бренди.
— Сливовое бренди. Очень интересно. — Ледок задумчиво кивнул. — Спасибо.
— Пожалуйста, — сказал инспектор.
Сунул трубку в рот и повернулся ко мне.
— Вы упоминать о Сибил Нортон, — сказал он, не вынимая изо рта трубки. Слова вырывались вместе с маленькими облачками дыма.
— Да, — подтвердил я.
— Она рассказать, что пришла к номеру господин Форсайт в три часа. И слышать выстрел. Она решить, что господин Форсайт застрелился, так она сказала. Она ушла. Но потом передумать и позвонить другу, который… давайте скажем, важный персона. Он звонить мне. — Инспектор снова улыбнулся. — Я очень славиться умением держать язык за зубами, а?
Я кивнул.
— Я взять с собой несколько офицеров и приезжать сюда. Она ждать внизу. Мы все подниматься в лифте. Дверь заперта. Мы ее взломать. Там… — он снова показал трубкой — находиться господин Форсайт и Сабина фон Штубен, оба мертвые. Госпожа Нортон сообщить мне некоторая информация про обоих. Я задавать несколько вопросов. Потом поблагодарить ее и сказать, что она может идти.
Инспектор снова пожал плечами.
— Все остальное я уже рассказать.
— Сибил Нортон заходила в другие помещения?
Трубка погасла. Он начал копаться в карманах в поисках спичек.
— В спальню. Я быть с ней. Она искать какие-то бумаги. Они принадлежат ей, так она сказать.
— Она нашла? — спросил я.
— Non. — Левой рукой он взял трубку за чашечку и поворошил в ней спичкой.
— Вы проверили ее слова?
Он примял табак большим пальцем, сунул чубук в рот, чиркнул спичкой и поднес ее к чашечке трубки.
— Да, — сказал он. Трубка разгорелась. Он затянулся, загасил спичку. И, склонившись в сторону, бросил спичку в пепельницу на столике.
— Дежурный и одна из горничных говорить, что она появиться в отель около трех часов, — сказал он. — Другая горничная говорить, что она ушла через несколько минут, а еще через пятнадцать минут вернулась. Вскоре прибыть и мы.
— Значит, теоретически она могла убить Ричарда Форсайта.
— Да. Теоретически. Но до трех часов ее никто не видеть, а фон Штубен к этому времени уже быть мертва. И я думать, что было бы очень глупо с ее стороны убить Форсайта и затем звонить… ее важный друг.
— Может быть, она видела, что ее заметили. Может, она так прикрывала себя.
Инспектор пыхнул трубкой и пожал плечами.
— Может быть. Но вопрос о смерти фон Штубен все равно оставаться.
Я кивнул.
— Теперь насчет дежурного, — сказал я. — Это тот, что звонил по просьбе Форсайта.
— Да, — подтвердил он, попыхивая трубкой. — Тот самый.
— Разве здесь принято, что дежурный занимается телефонными звонками?
— Только в это время суток. Когда телефонистка уходить на обед.
— Кто-нибудь видел, как он звонил?
— Еще одна горничная. Она и рассказать нам об этом. Он до того об этом не упоминать. Говорить, что забыл. Когда он искать запись, ее нет. Как говорить горничная, он звонить около часу дня.
— Примерно тогда, когда умерла фон Штубен.
Еще одна затяжка.
— Может, немного раньше. А может, позже. Мы же не знать точное время смерти. До минуты.
— И дежурный не мог вспомнить, кому звонил?
— Non.
— И вы никак не могли это узнать?