Хэнк скучал. Про себя никак не мог понять по чему именно он скучает — по бриошам или по Сэлме? Затем скучать стало некогда. Неожиданно ему дали ответственное поручение по доставке осадного орудия в Цирк. Сухой длинный старик с жилистыми руками начал было возмущаться, сказав, что «сей простодушный мальчуган» и города-то не знает. Говорил он негромко, но Хэнк читал по губам. Старику ответил, что путь знать и не надо, достаточно знать конечную цель маршрута и расположение основных городских улиц. С учетом застройки города, расположения купеческих кварталов, местных рынков и с учетом цеховой организации, высчитать маршрут несложно. Еще надо знать удельный вес всей конструкции, на сколько частей разбирается орудие, какой транспорт и сколько лошадей будет ему предоставлено. И чтобы лошадей покормили не раньше, чем за час до начала работ.
Старик, которого все звали «маэстро» кивнул, пошуршал свитками и пообещал всяческую помощь. Странно, но они поладили. Хэнк обычно ни с кем не сходился, да и не хотел, а вот в «маэстро» Йохане, как показалось, почувствовал родственную душу.
Вот только говорил тихо. А уж сквозь грохот деревянных колес по мостовой, так и вовсе нельзя было ничего услышать. Хэнк опять был вынужден смотреть на губы.
— Ты действительно не знаешь, куда исчез Бонифаций? — губы шевелились вполсилы.
Хэнк покачал головой и удивился вопросу. Что ему скрывать? Они вдвоем сидели на груженной деревянным брусом повозке и подпрыгивали в такт движению. Сидели сбоку и Хэнк, считывая слова с губ Йохана, старался рассмотреть город. Из широкого окна второго этажа свесилась пышная матрона и поливала цветы в ящике на внешнем подоконнике. Локтем задевала раскрытые красные ставни и те лениво покачивались.
Хэнк, облизнув сухие губы спросил сам:
— А если херр Бонифаций не найдется, меня отпустят обратно в Эсселдейк?
— Даже не знаю. По закону все имущество Бонифация переходит его жене. Но, с другой стороны, официально ты наемный работник. И нанимал тебя именно Бонифаций. Так, что может быть. А, что? Не понравилось у нас?
— Почему же? Красивый город. Теплый. Но у меня в Эсселдейке невеста.
— Тогда понятно.
Йохан наклонился к уху Хэнка и громко выговорил:
— У меня есть подозрения, что херра Бонифация айт Досандо мы больше не увидим никогда.
Хэнк озадаченно заморгал.
— Позавчера, когда, тот парень, Карел, остановил лодку на финише, кто-то, там же, видел Бонифация о чем-то с ним говорящего, — продолжил Йохан, — возбужденного и испуганного. Я не знаю деталей, но знаю Бонифация. У него последнее время были трудности с деньгами. А он за грош удавится. И с этим парнем — Карелом, были в прошлом разногласия. Что именно произошло, судить не берусь, но пропал Бонифаций сразу после того случая.
— Я не понял, — честно сказал Хэнк, немного подумав.
— Долго объяснять, — помотал головой Йохан, — прими как данность. Ты был нужен ему, как счетовод. Но думаю, считать этому скупердяю больше нечего. Так, что, похоже, ты вернешься к своей невесте.
Хэнк просиял. Потом спросил:
— Вы так нелестно отзываетесь о своем друге.
— Он мне не друг. Трудимся в одной сфере в силу обстоятельств. Мы не враги, конечно, но уж точно не друзья.
— Когда такое говорят, значит испытывают неприязнь к человеку.
— Нет, ничего такого, я к нему не испытываю. Ни к кому не испытываю. Но не понимаю, почему людей надо любить? Человеколюбие — это такое качество, которое овладевает недалекими или наивными. Некоторые с возрастом умнеют, но не все.
— Вы поэтому придумываете такие машины?
— Какие?
— С их помощью убивают людей.
— Этих людей убили бы в любом случае. Я давно перестал пытаться изменить мир. Я под него подстроился. Нашел свое место. Ничего эпохального от меня не зависит.
— Но вы же хороший человек.
— С чего ты решил?! Это не так. Я поживший человек и видевший все человеческие типажи. Все они уродливые. Просто некоторые научились маскироваться под хороших. И выглядят так для наивных. Я не наивный. И знаю, что все люди уроды.
— Это вы себе такое оправдание придумали?
— Да. Потому что я тоже урод, как и остальные.
Оставшийся путь проделали молча. Скрипели повозки, грохотали колеса, но Хэнк этого не слышал. В теплом воздухе летали аромат цветов и пушистые шмели.
Курти по обыкновению, поначалу к столу не подходил. Был слишком подавлен. Не ожидал, что их сегодня потащат на Арену. Кусал губы, проклинал себя и боялся, что Эрик в этот момент делает то же самое. Это ведь Курти настоял, чтобы они вернулись в камеру. Вытащили их так быстро, что Курти не успел спрятать ни ключ от решеток, ни кругляш, который вытащил у Бородача в Елове. Обычно он держал оба предмета в трещине, под бортиком бассейна. Там же лежала колода Джуса. Он рассматривал кругляш, силясь понять, что там нарисовано, если уж надпись прочитать не может. Тут ворвались крейклинги. Курти спрятал ключ и кругляш за пазуху, чтобы переждать «забор» на игру. Но его потащили из камеры.