Курти и Эрик выскочили на край Арены, остановившись рядом со стеклянными панелями, за которыми продолжал стрелять требушет. Снаряды закончились, но, ведомое силой паровой машины плечо продолжало разгибаться и хлопать пустой пращей. Пустой шнек ритмично шелестел. Выключить механизм было некому.
Рядом с Курти пролетела стрела и звякнув об стекло упала. У крейклингов наверху были арбалеты. Щелкнула еще одна. Сделать общий залп мешали люди. Но это ненадолго.
Эрик ухватил запутавшегося в платье Курти за шиворот и затянул внутрь застекленной Арены. Стрелы полетели им прямо в лицо, взрывая на прозрачной поверхности звездочки трещин.
Эрик остервенело матерился, сжимая меч и не зная, что предпринять. Курти схватился за голову и мычал, как при зубной боли. Через минуту ударил полноценный арбалетный залп. Поверхность стеклянной панели перечеркнула огромная трещина. Послышался треск.
— Тай шеркало еше раж, — потребовал Арман.
— Сами его откинули. Где-то на кровати, по левую руку от вас, — меланхолично ответил лекарь, раскладывая на столике перед собой инструменты и склянки. — Но не рекомендую себя распалять. Смиритесь.
Арман нащупал ребристую рукоятку зеркала и снова поднес его к лицу. Смотрел долго. Откидывать не стал, медленно опустил и тяжело задышал. Потом тихо позвал:
— Ливи.
Оливия или не услышала или не поняла, что это он ей, поэтому не откликнулась. Арман позвал еще раз, но отреагировала Оливия только, когда лекарь, повязывавший на себя, с бурыми пятнами, фартук, сказал:
— Девушка, это он вам.
— Да, милый! — отозвалась она.
— Миый, — повторил он. — Ты так мея ажываеш, иж жаости, веуно?
— С чего ты решил? Я все время тебя так называла.
— И фсе фьемя ис жаости.
— Ты сильный мужчина, тебя не за что было жалеть. Никогда.
— Поэтоу и было штранно. Я никохда не мог поять тея.
Оливия сдержала неуместную улыбку.
— Я так и не понял, ни как ты ко мне отношишя, ни тебя шаму.
Вернулся помощник лекаря, отдал патрону опий. Тот открыл бутылёк, по комнате поплыл приторно-сладкий запах.
— Не люблю вмешиваться в разговоры влюбленных, но мое дело все-таки важней, — он налил бледно-мутную жидкость в ложку и поднес к губам Армана. Тот выпил, поморщился, — настой обжег рану и произнес:
— Вюбьеный ждешь один.
— Ого! Как быстро подействовало, — насмешливо сказал лекарь, и добавил, — надо бы начать сразу, но учитывая ваш буйный нрав, я все же подожду.
Снаружи послышались крики.
— Что за вопли? — проворчал лекарь.
Его помощник подошел к окну.
— Публике очень нравится изобретение маэстро, — предположила Оливия.
— Нет, — удивленно произнес помощник, — там, кажется, драка. Или ловят кого-то. Кричат. А что кричат не пойму… Тихо! — он вскинул руку, хотя его никто не перебивал. — Фабрис что-то говорит.
— Окно открой, умник, — не поворачивая головы, сказал лекарь.
— А, ну да.
В раскрытые створки влетел иступленный крик:
— Это Эрик Бешеный!!!
Оливия бросилась к окну. Арман проводил ее пронзительным взглядом.
Трещина разрасталась на глазах. Ударило еще несколько стрел, потом кто-то из публики завопил:
— Сейчас стекло лопнет. Там же зубастики!!!
То, что царило на трибунах прежде, было лишь легкой разминкой. Настоящая паника началась только сейчас. Люди бросились к выходам. В давке все манеры свойственные приличной публике были позабыты. Толпа толкалась локтями, пихалась коленями, рвалась одежда, дамы визжали. Кое-где послышался лязг выхватываемого оружия.
Бонавентура громогласно требовал прекратить стрельбу. Крейклинги не могли спуститься с трибун к арене из-за толпы, а те, что выбежали снизу, растеряли боевой пыл, когда увидели трещину на стекле и кайкапов прямо под ней.
Паровой котел злобно шипел. Требушет продолжал стрелять «всухую», настилы растряслись и разъезжались в стороны. Зубастики плавали под ногами беглецов. Движущаяся лента шнека, установленного на уходящих в воду опорах, была единственной стабильной конструкцией за стеклом.
— Вот мы и снова на Арене, — сказал Курти, держась за качающийся настил.
— Судьба, парень, — Эрик по привычке держал меч наизготовку, хотя драться было не с кем. Если только с кайкапами. Крейклинги за стекло не лезли.
— Не получился у нас побег, — Курти осмотрел себя и буркнул, — глупо, но помирать придется в платье.
— А ты уже умирать собрался?
— В живых нас за такие дела не оставят. За князя, за Армана, за побег. Дай бог если сразу убьют.
Требушет снова выстрелил.
— И наружу не выйти, — согласился Эрик.
Трещина в стекле больше не расширялась, но паника на трибунах не утихала.
— Давай за мной парень, — бросил Эрик и шагнул к движущейся дорожке шнека.
— Куда за тобой?!
— Ты мне доверяешь?
— Нет, конечно! Что за вопрос дурацкий?!
— Не буду ни спорить, ни уговаривать, — Эрик бросил меч в воду и ступил на движущуюся ленту.
— Ты что задумал?!!
— Решай. Времени мало, — Эрик покачивался на дорожке.
Курти посмотрел на него, потом наружу, где за стеклянными плитами подбегали фигуры в полосатых камзолах, взглянул себе под ноги, где плавали зубастики, потом опять на Эрика.
— А-а-а-а, — выкрикнул он и кинулся на дорожку.