Клуб 12 стульев

Хочется уподобиться дотошным летописцам и упомянуть всех, кто работал в отделе фельетонов в конце 1966-го и захватил самое начало 1967 года — года рождения «Клуба ДС»: Юрий Алексеев, Валентин Полонский, Владимир Панков и Владислав Смирнов. Первые трое ушли из редакции почти мгновенно, а Владислав Матвеевич Смирнов, опытный фельетонист, умный, желчный, ироничный человек с достаточно изломанной судьбой довольно долго еще работал. Я ему многим обязан, мы впоследствии близко подружились. К несчастью, несколько лет назад его не стало. Недолго в «Клубе» работал и Александр Иванов, но, думается, в биографии Александра Александровича это был совсем небольшой эпизод.

Но пора переходить к главным действующим лицам, проработавшим долго и юридически и фактически создавшим. «Клуб», тот «Клуб», который имел (не побоюсь этого слова) феноменальную популярность у читателей. Итак: Виктор Васильевич Веселовский, завотделом. Крупный рыжебородый человек. Тонкий политик, прекрасно умел и царствовать, и править. Пользовался большим уважением как наверху, так и среди простого народа — юмористов. Никогда не повышал голоса, но мог одним словом мгновенно усмирить разбушевавшуюся вольницу гениев — авторов, у которых ничего святого не было и языки распускались до беспредела. Когда начинало попахивать политической статьей, тут-то Виктор Васильевич и проявлял твердость. Короче, «отбирал у детей спички». Писать о человеке, с которым живешь в одном городе, встречаешься и перезваниваешься, очень трудно. Прости, Витя! Я это делаю с чувством искреннего подхалимажа!

О другом же человеке я могу писать более раскованно. Вот уже 17 лет мы не перезваниваемся и тем более не живем в одном городе (о чем лично я очень жалею).

Илья Петрович Суслов — заместитель Виктора Васильевича. Ничего общего не имел с Михаилом Андреевичем. Как говорится в одном анекдоте, «даже не однофамилец».

Вот кому я обязан, можно сказать, почти всем. Он меня «открыл» (те несколько публикаций, которые у меня были до «Клуба», не считаются), он меня приветил, он меня всячески поощрял и опекал. Когда я приносил что-нибудь новое, практически все шло «с колес», а когда Илья Петрович еще и читал принесенное вслух вечно толпящемуся в комнате народу — высшая степень признания и похвалы, — я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Уверен, что не я один. Читая что-нибудь очень удачное. Илья Петрович похохатывал и говорил: «Упыри! Чудовища!» Это тоже была высокая похвала.

Человек энергичный, влюбленный в дело, он получал, по-моему, физическое удовольствие от удачного материала. Полная противоположность Веселовскому — нервный, взрывной, беспощадный в гневе, непрощающий. Он отбирал практически все материалы, «лепил полосу», делал «Клуб» (вкус у него был прекрасный), но… Но «пробивал» все это у начальства (а пробивать в то время приходилось практически все), как правило, уравновешенный, тонкий знаток «начальственных душ» Веселовский. Они ссорились, спорили, но долгое время были настоящими единомышленниками в деле.

Несколько раз я попадал под горячую руку Илье Петровичу — он назначал мне самые невероятные наказания.

Приведу характерный случай. Как-то раз один известнейший и старейший поэт, отличавшийся абсолютно верноподданническим творчеством, принес в «Клуб» стихи, в которых был так называемый второй смысл, превращающий их в очень острые и смелые по идее. Сам старик об этом даже не догадывался — так получилось. Но Суслов-то сразу понял, и стихи были опубликованы. И начальство пропустило, видимо загипнотизированное именем твердокаменного патриота. А надо сказать, что автор за свои молодые заслуги в свое время получил звание «почетного комсомольца» — и до старости с гордостью носил комсомольский значок. Про него даже ходила эпиграмма, которую я не могу не процитировать, слегка изменив одно слово, чтобы не смущать читающих дам.

Вот она:

Волосы дыбом, зубы торчком —
Старый чудак с комсомольским значком.

Так вот, после публикации автора, видимо, обзвонили друзья и наговорили кучу комплиментов типа: «Поздравляем! Как это смело и остро!» «Старый чудак» перепугался не на шутку — до него наконец дошел смысл собственного произведения, — и на следующий день он явился в «Клуб».

Было раннее утро. Самое начало трудового дня. Веселящийся народ еще не подгреб. Только Суслов за своим столом читал какие-то рукописи да я в другом углу доделывал какую-то срочную работу. Дверь отворилась, и шаркающей (но не кавалерийской) походкой, как говорится, гремя вестибулярным аппаратом, «старый чудак» направился к Суслову — и вместо «здравствуйте» произнес:

— Илья Петрович, а нам за это ничего не будет?

Вообще-то я человек воспитанный, но тут не удержался и выпалил:

— За такие штучки могут и из комсомола попереть…

Илья Петрович, задыхаясь от смеха, подскочил на стуле и мгновенно прорычал в мою сторону:

— Вон отсюда! И чтобы две недели твоей ноги здесь не было!