Другая женщина, у которой уже были дети и которая однажды в воскресенье присела рядом со мной в кафе в Мюнхене, а позже, после секса, курила на своем балконе, сказала мне, что я – очень спокойный мужчина с волосами, черными как уголь, – прекрасная кандидатура для короткой интрижки. Тогда я этим очень гордился просто потому, что мне было всего семнадцать, а она была старше меня. Но затем она сказала, что никогда не вышла бы замуж за такого, как я, и попросила меня уйти, потому что с минуту на минуту должны были вернуться из зоопарка ее дети и муж. Я вообще не понял тогда, что сделал не так. Никогда ни одна женщина не признавалась мне в любви. Я спал с ними, и мне очень нравилось после секса вдыхать запах их волос. Женщины были настолько разными, но каждая была хороша по-своему. Одна, например, сказала, что я нравлюсь ей, потому что я серьезный любовник.
Еще маленьким я однажды спросил у мамы, как я узнаю, что полюбил кого-то по-настоящему. Она ответила, что как только это чувство придет, то я сразу пойму.
Спустя пару лет после этого разговора в нашу деревню приехал цирк. Рядом с кукурузным полем поставили большой шатер. Цирк назывался
В клетке сидел серого цвета тигр, у которого были выдернуты когти. Я бросил ему большую коровью кость через решетку, но тигр проигнорировал ее. Через пару минут из жилого вагончика к нам вышла девочка с темными волосами и светло-коричневой кожей. Она открыла дверцу клетки, вошла в нее, взяла кость и сунула ее тигру под нос. В итоге он стал есть прямо из рук девочки. Девочка была, наверное, года на три старше меня. У нее была маленькая грудь, плоский твердый живот, но в тот момент я об этом еще не знал. Она вышла из клетки, взяла мою руку и засунула ее себе спереди в брюки. Я ощутил ее волосы, и мне это понравилось. Она улыбнулась мне своей белозубой улыбкой, вытащила мою руку из брюк, обхватила ее своими пальцами и больше не отпускала, пока мы не очутились где-то далеко на кукурузном поле. На ней была слишком короткая рубашка. На ее спине, чуть выше крестца, я увидел пушок светлых волос, которые мне тут же захотелось потрогать. Когда она раздевала меня, я смотрел на кровь от коровьей кости, засохшую на ее пальцах. Но я был слишком возбужден тогда, чтобы почувствовать отвращение. Она разговаривала со мной на непонятном мне языке. Она была такой же, как я. Во всяком случае, я, четырнадцатилетний пацан, так думал в тот момент.
После нашей первой встречи мы виделись с ней каждый день на протяжении двух недель. В последний день я хотел узнать у нее, не останется ли она со мной. Я знал, что потеряю ее, если она отправится с цирком дальше. Тогда она, наряду с моей мамой, была единственной женщиной, которую я мог бы любить.
Но она уехала, не попрощавшись, поэтому я больше не мог у нее ничего спросить. Иногда мне кажется, что ее и вовсе не было в моей жизни.
Я не знал, как мне разбудить Шарлотту, потому что мне не хотелось говорить что-то неправильное, и уже целый день у меня было такое чувство, что еще чуть-чуть – и она распадется на мелкие осколки. Я позвал ее по имени, но она продолжала спать. Я подумал, что можно было бы хлопнуть дверью, но это было бы как-то невежливо с моей стороны, и, кроме того, кто-то из прислуги мог увидеть меня в комнате Шарлотты и неправильно понять ситуацию. В общем, я дотронулся до свода ее стопы, очень мягкой. Она испугалась, вскочила и замахнулась на меня:
– Не трогай меня.
– Извини.
Она посмотрела на меня снизу вверх. У нее был заспанный вид, и она вся была такая теплая. Мне очень хотелось сказать ей, какая она красивая.
– Шарлотта…
– У тебя есть другой галстук-бабочка? – спросила она.
Я схватился за воротник и не закончил фразу. Она сказала, что мне нужен более подходящий галстук, и ушла, попросив меня немного подождать.
Я понятия не имел, о чем она говорила.
Пару минут спустя она, босая, вошла в дверь и улыбнулась мне. У нее в руке была черная незавязанная бабочка из шелка с мелким ребристым узором.
– Я сама завяжу тебе галстук, – сказала она.
Я сел на стул перед огромным – от пола до потолка – зеркалом. Шарлотта медленными движениями стала завязывать на моей шее бабочку, и, хотя она пыталась выглядеть при этом так, словно делала это уже много раз, я заметил у нее небольшую складку между бровями. Я почувствовал духи, которые она нанесла на запястья, смесь ароматов апельсиновой корочки и ландыша. Ее мизинец коснулся моей шеи.
– Это галстук моего папы, но он даже не заметит его пропажи, – сказала Шарлотта.