Клуб Алиби

Девушка в колготках в сеточку разносила джин, но он предпочитал скотч. Он только что обхватил ладонью толстое стекло бокала, ощущая в руке его приятную тяжесть, как какой-то незнакомый человек скользнул на свободное место рядом с ним.

— Это частный столик.

— Мне плевать, — отрезал человек. — Я охочусь за тобой вот уже несколько часов, Динкладж, тебя поразительнотрудно отыскать.

Спатц оценивающе взглянул на него. Нелепый и маленький, с усами, похожими на зубную щетку, по одежде может сойти за служащего высшего звена; влажные и пронзительные глаза шантажиста. Он подумал, что знает имя этого человека.

— Вы Моррис, — заключил он. — Эмери Моррис, я прав? Вы работаете на старика Кромвеля где-то рядом с отелем Ритц.

— « Салливани Кромвель», — поправил Моррис. — Нью-Йоркская юридическая фирма. Я их партнер.

— Позвоните мне завтра домой. Здесь я делами не занимаюсь.

Эмери Моррис недовольно посмотрел на него.

— Вам придется сделать исключение. Это дело чрезвычайнойважности.

Но Спатц не обращал на него внимания. Он поднялся на ноги, его пристальный птичий взгляд был обращен ко входу и к высокой черной богине, появившейся за занавесом.

Приехала Мемфис.

— Какого чертазначит, что Жако здесь нет? — она тяжело дышала сквозь свою редкозубую улыбку, натренированную днями и ночами перед огромным позолоченным зеркалом, висевшим в ее салоне на улице Трех Братьев, ее темное лицо терялось в тени. Ее не беспокоило, что кто-то мог увидеть, как она, голая, строит гримасы и вертится перед зеркалом в полный рост и в то время, как Рауль или, может, кто-нибудь другой, наблюдает за ней: «Я всего лишь черная девчонка с холмов Теннеси, я не знаю, как я буду выживать в этом большом белом городе; думаешь, мне стоит надеть белую маску и заставить французов делать, как Мемфис, чтобы все носили белые маски, как будто однажды мы собираемся умереть от голода или холода».

— Я говорил тебе, — ухмыляясь, пробормотал Рауль, но пальцы его рук нервно сжались в карманах. Это была фальшивая зазывная ухмылка человека, который держит все ниточки в своих руках, за исключением Мемфис, хотя он ошибочно полагал, что и ее веревку он тоже держал, но уже очень давно это был не он. «Он не появится, детка. Пойдем отсюда. У меня мурашки по телу от стояния здесь. Нам нужно успеть на поезд».

— Я никуда не еду, — прошептала она, глядя на лысого мужчину, сидевшего в первом ряду, на его глупый, как у ищейки, вид, один из ее обычных клиентов; она полагала, что его звали М. Дюпликс. «Я покажу свое обычное шоу». Она качнула своим высоким телом прямо по направлению к Дюпликсу и погладила его гладкую голову своей рукой в перчатке, напевая вполголоса что-то, чему когда-то давным-давно учила ее мама — славный малыш Иисус, когда же это было? Этим летом Мемфис исполнилось двадцать шесть, и годы остались всего лишь ниткой бус на ее шее. Первый раз она вышла замуж в тринадцать. Побег через шесть месяцев и второе замужество, на этот раз в Чикаго. Танцовщица в Париже в семнадцать. В двадцать — уже звезда, турне по Скандинавии и в Берлине, где вся полиция была мобилизована на ее защиту, дегенератки, какой она тогда была. Последний раз она вышла замуж за человека, который организовывал ее парижское турне и сделал ей имя: Рауль, французский еврей, тридцати девяти лет, с вьющимися черными усами и бесконечными историями о российской аристократии, о тех связях, которые он потерял где-то по дороге. С ее телом и по-детски сладким голосом и его мозгами они много лет во времена Великой депрессии делали деньги из воздуха. Мемфис никогда не покидала шоу. Мемфис никогда не переставала танцевать. В четыре часа она была на балу на Елисейских полях, в «Фоли-Бержер» в десять и в клубе «Алиби» в час ночи, и если она спала, то об этом не знал никто, кроме ее любовников, свернувшись калачиком на дорогих простынях поздним утром. Мемфис зарабатывала пением на ужин себе и Раулю. Рауль владел клубом «Алиби», это было единственное, что держало их вместе, несмотря на бесконечные пререкания из-за денег и незнакомцев, перед которыми Мемфис не могла устоять. Он терпел вереницу ее мужчин из-за денег, которые она ему приносила, и из-за того, что они развлекали ее; Мемфис требовала слишком много внимания для одного мужчины и не могла оставаться одна. Так что в своем роде Рауль тоже не переставал танцевать.