Клуб бессмертных

Я на минуту задумываюсь о Нисе, и мне тоже становится безразлична дальнейшая судьба Прометея. Итак, мы должны дождаться появления героя, искусно направить его в Молдавию, если он не живет там, а уже оттуда выманить в замок графа. Там мы раскрываем карты и ждем от него поистине героического поступка он принесет себя в жертву. Если он герой, конечно.

Дракула говорил также, что после искупительной жертвы ось времен падет и Молдавия перестанет быть черным пятном на ведовской карте мира. Честно говоря, мне эта страна безразлична. Мы пьем с графом до утра, и среди ночи в комнате становится очень светло.

– А, ничего страшного, – рычит граф, осушая очередной кубок вина; мне становится страшно за него, – это соседнюю деревеньку запалили мои ребята. Валахи. Нет для меня врагов страшнее. Хуже турок.

Я улыбаюсь и выхожу проветриться. Постепенно светает. Дракула навалился грудью на стол и храпит. Из уголка его рта вытекает слюна. Бог мой, как я, тщедушный иудей, попал в эту компанию настоящих героев?! Я поправляю голову графа на блюде с куропатками и ухожу. Спускаюсь по дороге вниз от замка и на минуту останавливаюсь у дерева, на котором распяты останки скелета. Прошло уже двадцать семь лет, и из моей глазницы уже вылез маленький зеленый побег.

К тому времени, когда я спускаюсь в долину и подхожу к городу Пятра Нямц, окруженному четырнадцатью прекрасными монастырями – они обступили город, словно женихи невесту на выданье, – наступает XIX век. Я останавливаюсь на ночь в парикмахерской сумасшедшего еврея, который прячет под кроватью Тору.

– Брат, – будит он меня среди ночи, – ответь, когда наступит пора освобождения нашего народа?

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – я рассержен, потому что мне приснилась Ниса, – дай мне спать, хозяин.

– Я узнал тебя, – жарко шепчет он потрескавшимися губами в мой подбородок, – ты мессия нашего народа.

– Замолчи, – мне смешно, – ты святотатствуешь.

Но под утро, когда я покидаю дом парикмахера, который взял с меня за ночлег двойную цену, бросаю ему напоследок:

– Ты будешь отблагодарен за свое гостеприимство.

Его глаза выглядят, должно быть, так же, как и мои глаза тогда. Две тысячи лет назад. Он ничего не понял. Очень жаль. Что ж, если мы сумеем найти Прометея и с его помощью разрушить чары Молдавии, этот несчастный еврей будет мучиться от силы триста лет. Немного, учитывая срок моих странствий.

По дороге в Яссы мне встречается табор цыган. Четыре тощие лошади тянут повозку, в которой лежат дети и больная старуха. Остальные члены табора, – числом тридцать три человека – бредут пешком. Стоя по колено в канаве, я пропускаю мимо себя этот обоз и узнаю в каждом из этих цыган себя. Как? Разве я не говорил? Ах, да, конечно. Цыгане – народ, начало которому дал я. Это был первый и единственный раз, когда я изменил Нисе. В Александрии. Толпа разъяренных христиан как раз разгромила библиотеку и тащила по улице нескольких ее служителей. На улочках города полыхали книги. Самые благоразумные жители свитки не сжигали и брали домой: пергамент пригодится в хозяйстве. Меня поначалу приняли за язычника, но хозяйка гостиницы, в которой я остановился, именем Христа поклялась, что я – последователь их Бога. Поворчав, фанатики меня отпустили. В благодарность за это я остался в гостинице еще на одну ночь и лежал с хозяйкой – странной молодой еще женщиной – на одной постели.

– Как тебя зовут? – спросил я после всего.

– Разве тебе это важно? – улыбнулась хозяйка.

– Мне интересно имя женщины, в чреслах которой прорастает сейчас мое семя.

Она сказала, что ее зовут Елена. Позже я узнал, что у нее от меня родилось семь сыновей. Каждого из них она назвала Ром. Отсюда и пошли ромалы.

Пропустив своих потомков, я вновь вышел на дорогу в Яссы. Уже оттуда я прибыл в Кишинев как факир и покоритель публики по имени Джордеску. Обклеив весь город афишами, устроил в Благородном собрании вечер магии и чудес и дал понять публике, что что-то неладно с Молдавией. Увы, меня никто не понял. Кретины. Героев среди них не было. Я ободрал столбы, соскоблил с них остатки афиш, вымоченных дождями и слезами скучающих в провинциальной глуши девиц, и вновь отправился в путь. Но все это время я сидел в темной комнатушке, ожидая прихода Нисы.

Она не пришла.

Едва я пересек границу Молдавии – через Прут меня перевез лодочник Харон, – как сразу почувствовал смутную тревогу. Чувство недосказанности мучило меня в этой стране. Смещение времен, бесовщина, магия – если бы я верил в них, то мог бы смело сказать, что все это присутствует в Молдавии с лихвой. Едва попав в Молдавию, я понял, что пропал и мне никогда не вырваться из пленительных объятий этой малохольной страны. Так плохо мне не было даже в Иерусалиме. Даже во рву под Яссами, где меня расстреляли столетием спустя.