Клуб дневных мечтателеи

Игорь по привычке смотрел (мысленно) на очередную происходящую с ним неприятность нарочито безучастно, как бы со стороны – и со спокойной ясностью видел, какой же сам он в ней маленький и беззащитный; на этой огромной кровати он казался себе ничтожным дождевым червём, выползшим во время тёплого ливня на самую середину бесконечного асфальта – и тут разбитым тяжёлыми каплями тупых комментариев и медленно высыхающим от прямых убийственных лучей чужого авторитета. Сифонило неприятным дежавю, – однажды в заоблачном детстве он уже выслушивал от дяди Серёжи подобные разносы. В присутствии Игоревых друзей-пацанов тот отчитывал его за отцовскую удочку (из-за одной неосторожной шалости тогда накрылась их рыбалка – отец при этом молчал; он вообще никогда не повышал на Игоря голос, но и грубого друга почему-то не одёргивал). И так же, как тогда, хотелось объясниться, сказать, что не виноват, «сломалось как-то само». И – не хотелось унижать себя такими нелепостями, как извинение. Я лучше помолчу. Плевать, что при всех. Вообще не буду слушать старого дебила. Отец его не любил никогда, я подавно. Какое прикольное, оказывается, изголовье. Зачем его таким чудным сделали, интересно?

– Интересно тебе, что говорю? Да ты, похоже, не слушаешь меня, Игорь Олегович?

– Сергей Иванович, я понимаю вас, уважаю мнение ваше и уважаемых коллег, готов принять любое решение, но – давайте не будем торопить события, а лучше вместе подумаем над вариантами дальнейшего…

– Без давайте. Мы лучше послушаем тебя. Ты обещал расписать нам всю кампанию на этот и на 21-й, будем рады увидеть наконец внятное деловое предложение. Такое же креативное, как твоё исподнее в жёлтый горошек. (Рокот подобострастного хохота в динамиках.)

– Сергей Иваныч, хах, не горошек, а пчёлки. Gucci Beehive, лимитированная серия, между прочим. Вам не всё видно. Кстати, и у Софьи Владленовны, которую вы не можете наблюдать, она держит ноутбук… хочу сделать комплимент её очаровательным…

– Давно всё наблюдал уже. Игорь Олегович. Ближе к делу.

Линия 3: Ночь и безумец (г. Саратов, дэйдрим «Волга-Волга»)

– Суть «Легенды о великом инквизиторе» заключается в вопросе, выдерживает ли человек свободу. Эта мысль может свести с ума. Страшно в зрелом возрасте пережить крушение мировоззрения. Чёрный ветер свободы сбивает с ног. Человек судорожно ищет себе новую броню: то масоны, то врачи-убийцы. Как китайский уродец, выращенный в вазе, он погибнет, если его перенести в вазу с другой деформацией… А русский не может жить на интеллектуальной свободе. Не выдерживает. И поэтому он живёт верой… Но это не интеллектуальное рабство. Это просто другое отношение к истине.

– Красиво.

– Лучшая книга русских. В оригинале ещё красивее.

– Ты где работаешь?

– KFC. Шофёром и на складе. Я таксистом был.

– На кого учился?

– Закончил академию ФСБ. В начале 90-х поступил, молодой. Прошёл, триста абитуриентов на место. Мой отец был знаменитый, ну, у нас на родине, военный, он воевал с детства. Иначе меня не взяли бы.

– Ха, с детства.

– Совсем мальчиком в партизаны ушёл, ещё когда с французами воевали. Называлась Первая Индокитайская. С конца сороковых.

– А ты воевал?

– Нет. Помню только, когда совсем маленький был, американцы Ханой бомбили.

– Так забавно говоришь: «бомбири».

Собеседник скромной, но безудержно смешливой девушки – нежного создания, смущенно и односложно щебетавшего из-под простыни, – на минуту замолчал. Что-то в словах юной узбечки (или откуда она?) задело за живое немолодого и очень спокойного человека, и это было заметно даже по его невозмутимой, как часто бывает у видавших жизнь азиатов, внешности. Она перебирала простыню пальцами и что-то мурлыкала. Молодость, что они понимают. Миниатюрный, но крепкий и жилистый вьетнамец с острыми чёрными усиками на красивом лаковом (ну, красиво же!) лице вновь заговорил, на сей раз внятно отделяя «л» от «р»:

– Нет, я нормально говорю.

– Так странно. Тебе же, наверно, уже должно быть лет под 50, раз ты учился в 90-е годы. А выглядишь на 30. У тебя дети есть? А внуки? Скажи, как тебя зовут?

– Есть, все есть. Я здесь Миша, но вообще-то Мынь.

– А я Мухаббат, и здесь, и везде!

– Мне во внучки годишься. У вас разве такое дозволяется, чтоб с мужчиной лежать?

– У нас нельзя. Тут, в Саратове, можно.

– Родители твои где?

– Умерли давно. Я их не знала. Наверно, узбеки. Я сама из Навои.

– Скажи что-нибудь на вашем.

– [переведено Google translate] Хочу, чтобы нашёлся мой отец. Я никогда его не видела, но знаю и верю, что он жив. Я помню, как меня баюкал кто-то в детстве – и я уверена, что это был мой папа. Однажды я его непременно найду. Я знаю про него, что он очень добрый, и я его узнаю сразу, как только встречу. Я думаю, он живёт в России. Потому что: если б он жил у меня на родине, то он давно нашёл бы меня.

– Звучит почти как музыка. Что ты сейчас сказала?

– Это, ну, такая сказка. Мне в детстве кто-то перед сном читал сказки, а кто, не помню.

– А что значит имя Мухаббат?