Клуб друзей китайского фарфора

А что я такого сделал, что вас утомило и сделало мое общество невыносимым, что я такое сделал, что позволяет вам теперь утверждать, что я будто бы сижу у вас на шее, что это вы беспокоитесь, ведь вы, скорее, не даете мне покоя, преследуете меня и каждый мой шаг изучаете с таким вниманием, словно я подопытное животное...

А вот послушайте: "... возле кинотеатра "Космос", где демонстрировался новый американский фильм и собралась большая толпа желающих посмотреть его, в 20 часов. Инвалид, известный под именем Кеша, уже был там, разворачивая бурную деятельность. В 20.15 появился Никита и в течение ряда минут что-то активно доказывал Кеше, я уловил лишь слово, которое повторять не стану, поскольку оно является отборным ругательством и обозначает половой мужской орган, а я таких слов не произношу даже на улице..."

- Я-то как раз повторить это слово могу, потому как догадываюсь, что имеет в виду ваш целомудренный сотрудник, но вы должны признать, что на основании одного слова, даже такого, и на основании даже того, что оно под собой подразумевает, обвинять меня в преступлении или Бог знает в чем вы там меня обвиняете - это верх...

- Верх чего?

- Верх безрассудства.

- Ай, да мы не безрассудные совсем. И вовсе мы не за слово...

Воскликнул Никита:

- Нечего мне дело шить!

- Мы еще не предъявили вам никакого обвинения.

- Чем занимается Кеша, меня не волнует. Я знаком с ним и не отрицаю этого, но наши общие с ним интересы простираются не дальше пивного ларька.

- Неужели вы за вечер выпиваете до тридцати литров хереса?

- И после тридцати, если надо.

- Херес - вино португальское?

- Испанское. От названия города Херес-де-ла-Фронтера.

- Вы бывали в Херес-де-ла-Фронтера?

- Не приходилось.

- Но поддерживаете связи?

- Исключительно воображаемые.

- И дублоны вам платят воображаемые?

- Это уже чересчур!

- Допустим. Ну, а показания такого рода... помните? мы вам напомним:

"Действительно, она на меня до некоторой степени действовала, его пропаганда, и он давал мне читать кое-какие запрещенные книги, в частности, одну куда как неинтересную книжку, фамилию автора которой я забыл. Никита сказал, что эта книга не пользуется уважением у властей и что я обязан бережно с ней обращаться. Не скажу, чтобы я, по прочтении, полюбил эту книгу, но и не отрицаю, что я ее читал".

Вот так, молодой человек, кирпичик к кирпичику, слово к слову - и складывается чудовищная картина преступной деятельности.

- Я давно не занимаюсь политикой...

- ... давно?

- ... очень давно...

- ... а мы вас недавно видели...

- ... давно не читаю запрещенных книг, не держу их дома и не знаю, что с ними сталось. Сам книжек не пишу и стишками не балуюсь.

- И грамоту забыли?

- Начисто!

- И растительной жизнью зажили?

- Стебельком тонким.

- В бессмысленное существо превратились?

- И нет обратного пути!

- А бельмом у нас на глазу быть не перестали!

- Вы шутите!

- Поступают жалобы от ваших соседей. Вот послушайте:

"Однажды среди ночи нас разбудили громкие крики мужчин и женщин. Мы увидели, что из квартиры нашего соседа Никиты вывалилась во главе с самим Никитой целая ватага пьяных молодых людей, и все они стали бесноваться посреди двора, кричать, что-то делать, и разбудили весь двор своим безнаказанным хулиганским поведением. И это уже не первый раз, а такой, что мы уже и со счета сбились, хотя с мужем хотели, чтобы наши претензии и обвинения носили основательный характер и послужили нашему правому делу. До каких же пор это будет продолжаться, принимая формы откровенного разгула?"

- Было. И не раз. Я и сам сбился со счета. Что было, то было.

- И как же вы посоветуете нам поступить с вами?

Берут с улицы пьяного Никиту, а с ним заодно берут его собутыльника, который называет себя художником, волокут их в участок.

- Опять, опять? - кричит дородный капитан, тыча в грудь Никиты пальцем. - Не надоело? Зато нам надоело! Хватит, терпели! Ведите его, покажите ему, как у нас тут ракушки на задницу вешают!

Видит художник, что Никита из тесного кольца легавых в коридоре каким-то слишком уж искусственным маневром к стене отскочил, отлетел даже как будто.

- Что там? - спросил художник капитана.

Капитан лукаво и мечтательно усмехнулся:

- Там ой как занятно...

- Никита мой друг, - сказал художник взволнованно. - Никита мой друг. - Он приподнялся со стула, деловито и вместе с тем благостно заглянул в коридор и вымолвил: - Если вы его взяли, возьмите и меня.

Капитан не протестовал, не противился. Его багровое лицо сохранило безмятежное выражение. Он не был похож на утопленников, которых любил рисовать художник. Умение художника произносить слова указало ему, что и художник человек, а всякому человеку - капитан это отлично усвоил - можно навесить на задницу ракушки.