Клуб любителей фантастики, 1959-60

— Можно назвать их по группам, — предложила Юна. — Планета Лю, планета Дженкинсона… И обязательно должна быть планета Далина, — добавила она, краснея.

Далин энергично замахал руками:

— Глупость придумали, девушка! Я не допущу такого самохвальства. Тысячи людей готовили разрез, миллионы будут благоустраивать, миллиарды населять, а мы приклеим имя одного человека — стершего группы наблюдателен. А ну-ка, Мир, ты поэт, быстро сочини двенадцать поэтических имен.

— Поэзия, — сказал Мир второе, что ему пришло в голову. А первым пришло женское имя — Юна.

Далин обрадовался:

— Вот это хорошо. Даже традиция выполнена. Солнце — Аполлон, и вокруг него музы. Поэзия, Проза, Опера, Балет, Драма… А потом когда-нибудь возникнут Академии Искусств на каждой планете, школы художников, стили, общесолнечные празднества. Люди будут собираться танцевать на планете Балет, импровизировать стихи на Поэзии, слушать симфонии на Музыке. Хорошо, Мир, у тебя есть фантазия.

А Мир и не думал о таком. Просто он любил поэзию.

— Поэзия — Лю, — диктовал Далин. — Дженкинсон — Проза. Драма— Анандашвили. Газлеви? Вам по вкусу, наверное, подошла бы Гастрономия?

— А что? Гастрономия — тонкое искусство, — отозвался толстый перс, большой любитель покушать.

— Не будем раскармливать будущих жителей. Берите шефство над Балетом, Газлеви.

Все заулыбались, представив толстяка в роли балетмейстера.

— Теперь повторяю общие указания, — продолжал Далин. — Перед стартом каждый сам выбирает трассу. Подходит к своему объекту, тормозит, ложится на круговую орбиту. Держаться надо на безопасном расстоянии — сто или двести тысяч километров. Ближе и не нужно в первое время.

— А когда высадка? — нетерпеливо спросил черноусый Анандашвили, прикрепленный к Драме.

Инструктаж тянулся долго. И он не был закончен еще, когда из своей радиокабины высунула светлую головку Герта.

— Земля говорит. Будете слушать?

Это был обычный выпуск последних известий для космоса. И как в далекие времена, он начинался светлым перезвоном кремлевских курантов.

Заслышав эти знакомые звуки, суровые лица на экранах заулыбались смущенно и нежно. И каждому вспомнился свой дом — белые с черными заплатами березы, зеленые трубы бамбука или тюльпаны над тихим каналом. Дом, сад, мать, дети, Земля, ласковая и родная!

Земля рассказывала о своих достижениях: построен новый понтонный остров юго-восточнее Гавайи. Туда, в страну вечной весны, переселяется десять тысяч школ. Орошен большой массив в Сахаре водами пресного моря Чад-Конго. Соревнование садоводов в Гаарлеме. Выведена удивительная роза темно-фиолетового цвета. Ведутся исследования на границе внутреннего ядра Земли.

И вдруг…

«…Хотя ученые применяли последнюю новинку техники — лучи, режущие поле тяготения, такие же, как в проекте «Коса Кроноса», попытка взять пробу не удалась. Академик Жан Брио считает, что в особых условиях планетного ядра режущие лучи не действуют».

Далин вздрогнул, резко обернулся к селектору. Двенадцать пар глаз выжидательно смотрели на него.

Что означала эта передача? Информация или совет? Земля сообщала, что режущие лучи не берут ядро планеты. Значит, и ядро Урана они не сумеют раскроить сегодня? Надо ли отменить подготовленную работу, ждать, пока на Земле проверят режущие установки?

— Что скажете, товарищи? — спросил Далин.

— Так нельзя! — выкрикнул Анандашвили. — Под руку толкают.

Шесть человек высказались за включение режущих лучей, шесть против Далину приходилось решать.

Он задумался, положив курчавую бороду на грудь.

Выжидательно молчали белые, желтые и черные лица на экранах.

— Запросим Землю, — решил Далин. — Пошлем радио в Космическую Академию. Подождите выводить людей на ракетодром.

8

Считается, кнопку нажать — забава.

Пальцем ткнул — и иди в буфет.

А люди об этой кнопке плюгавой

Мечтали, может быть, тысячу лет.

Радиостанция дала направленный луч. Герта отстучала ключом… И пошла на Землю депеша, помчалась со скоростью света: 300 тысяч километров в секунду, 300 тысяч, и 300 тысяч, и 300 тысяч… Мир откашляться не успел, а радиограмма умчалась за миллион километров.

Но до Космической Академии она должна была лететь 2 часа 32 минуты и столько же времени обратно.

Радиограмма еще не дошла до орбиты Сатурна, когда вернулся Керим и потребовал обед. Что ели за обедом радисты, осталось неизвестным. Мир не записал меню. Он уже не был уверен, что этот день войдет в историю.

К концу обеда к радистам зашел Далин. Подсел к столу, но от обеда отказался.

Вообще он частенько заходил в спой радиосекретариат просто так, поболтать немножко, понабраться бодрости у молодежи. Так важный генерал (это Мир придумал такое сравнение) в час отдыха играет с внучком в солдатики.

Далин любил рассказывать, а радисты охотно расспрашивали его: Мир — о науке, а Керим — больше о прошлом, о героическом двадцатом веке.

— Расскажите, как все началось? Как брали Зимний дворец? Что говорили на улицах? А царя вы видели? Где был царь?

Далин отвечал улыбаясь: