Клуб любителей фантастики, 1959-60

— Ну да, ему непременно нужно не то, что у других, а что-то необыкновенное… Ведь дети родятся для счастья, Алеша. Они должны жить легче нас.

— Вот этого-то мы и добиваемся.

«МАК» стоял на наземной стартовой площадке, молчаливый, железно-равнодушный к возившимся вокруг него людям. Таким же равнодушным он оставался и тогда, когда к нему подошел Андрей. Машина была машиной, готовой подчиниться воле Андрея, но с такой же силой готовой оказать ему сопротивление: пусть только он забудет, упустит что-либо в ее повадках. Готовая вознести его за пределы атмосферы, машина с жестоким равнодушием ударит его о Землю со всей силой, какую ей сообщит двигатель в восемьдесят тысяч лошадиных сил. Душою бездушной системы, склепанных, сваренных и склеенных деталей был он, Андрей, но «МАК», не задумываясь, уничтожит эту душу при малейшей ошибке в управлении им, при любом ослаблении надетой на него человеком узды.

Длинноносый, со скошенным лбом, «МАК» не отличается красотой. Крылья едва намечены, словно недоразвитые отростки; трудно себе представить, что на этих тонких, как бритва, жабрах на краю стратосферы может держаться самолет. Глаз летчика, воспитывавшийся на стройности плавных форм, с неудовольствием задерживается на всем угловатом, что торчит из корпуса «МАКа». Хвостовое оперение кажется ступнями, повернутыми пальцами назад. Обрубленные кромки почти противоестественны: угловатый подфюзеляжный киль окончательно лишает машину привычной стройности. А куцые стальные лыжи, еще не подобранные внутрь фюзеляжа и торчащие, как хвост доисторического ящера, возвращают мысль куда-то в глубину веков. Необходимые далеким предкам «МАКа», чтобы, не капотируя, ползать по земле, и потом отмершие из-за полной ненужности, эти лыжи вдруг снова появились, как разросшийся атавистический аппендикс.

Но дело не только во внешнем облике машины. То, что творится внутри конструкции, в ее технологическом нутре, также непривычно для летчика дозвуковых и даже звуковых скоростей. На смену «звуковому барьеру» пришел барьер «аэродинамического нагрева». Его преодоление дается с таким же трудом, как в свое время преодоление числа М[27], равного единице.

Предыдущему поколению авиационных технологов и не снилось, что в строительстве самолетов могут понадобиться материалы, сохраняющие прочность, вязкость, упругость в температурах, близких чуть ли не к рабочим условиям газовой турбины. От поверхности самолетной обшивки нагрев передается всей конструкции. Андрей уже на опыте знал, что такое кабина самолета, обшивка которого нагрета до семи-восьми сотен градусов. Холодильная установка, двойная обшивка, продувание полостной конструкции, летной одежды и шлема-скафандра не делают существование летчика сносным.

В отношении Андрея к ракетоплану никогда не исчезало уважение. Чаще всего это бывало уважение к норовистому коню, опасному, но благородному. Но иногда сюда примешивалось отчетливое ощущение взаимной неприязни. Неприязнь Андрея рождалась из хмурой затаенности «МАКа». Это случалось в те дни, когда Андрей чувствовал себя не в своей тарелке: был раздражен какими-либо служебными неприятностями, устал или попросту не выспался. Впрочем, это бывало редко. Чаще Андрей чувствовал к «МАКу» симпатию. Когда небо отражалось в толстых стеклах фонаря, они становились голубыми. И тогда казалось, что это обычно такое мрачное, с головы до пят выкрашенное в черно-черную краску чудовище смеется. Одними голубыми глазами, а все-таки смеется. Ракетоплан становился веселее. Ну, а веселое чудовище — это уже хорошо. С ним можно сговориться.

Уже перенеся было ногу в кабину, Андрей остановился и посмотрел поверх голов стоящих внизу людей. Какое невозможное противоречие между высотным одеянием Андрея и земными одеждами земных людей! Тело Андрея, туго обтянутое серебристой тканью, опутано трубками и проводами и увенчано огромной белой головой шлема. Но при этом сквозь толстое стекло лицо Андрея казалось несоответственно простым: лицо обыкновенного, земного человека.

На пусковой установке трижды вспыхнула яркая зеленая лампа. Эти короткие вспышки заменяли доклад: «Предполетный осмотр ракетоплана закончен». Это было последним земным, что дошло до Андрея. Он перенес в кабину вторую ногу. Техник застегнул все пряжки и карабины, подключил шланги и провода. Взгляд Андрея еще раз обежал приборы, контрольные лампы электросистемы. Андрей проверил свободу движений рук, ног, головы и захлопнул фонарь. Чтобы не возиться со шторками на высоте, когда начнет слепить солнце, тут же затянул оба боковых стекла. Получив разрешение на взлет, запустил двигатель. Убедившись в том, что все приборы показывают его Исправную работу, нажал рычаг, приводящий в действие аэродромную катапульту. Это было последним, что связывало «МАК» и его, Андрея — душу «МАКа», с Землей.

Оставшиеся на Земле увидели пламя, клубы дыма.