Тетя Сигма, я не хочу, сейчас самое время ловить свет или глядеть в небо сквозь раскрывающийся потолок и думать, думать… Напрасно просил: она захлопала своими большими синими, желтыми, красными глазами, забурчала и, наконец, проговорила обычное: пора спать, скоро пора слать, расскажи о сегодня… И, тихо опустив стрелки, приготовилась слушать.
Ладно. Вот уже восемь лет (а мне тринадцатый — не шутка!) я каждый вечер рассказываю о своем дне. Последнее время не всегда хочется говорить все, все как есть, не знаю почему. Раньше было легче. Позавчера тетя Сигма отдала мой самый первый рассказ. Смешно так: я только и говорил о слоне — до того, видно, хотелось, чтоб он был со мной, а он погулял и ушел. Прошлой ночью мне снилось что-то похожее: доброе, тяжелое. Я оставлю на эту ночь ту же мелодию сна — утром свежо после него…
Пробежался по опушке, кинулся к «оконцу мира» — приемнику, так жадно захотелось нового, но Сигма почуяла, уловила на свой лад, взяла меня в оборот: пошли уроки. Под конец сделалось томительно, вовсе неинтересно, и я даже подпрыгнул, когда — наконец-то! — настало мое дорогое: уравнения гравитации-времени. Пока втягиваешься, вроде разыгрываешься, приглядываешься к каждой формулке, щупаешь числа, и внезапно мысль ясна, летит — перейден порог вдохновения! У… какие непостижимые вещи можно, кажется, вот-вот ухватить.
Ах, эта Сигма! Нащелкала минут, определила утомленность и мигом растворила напряжение мысли в хаосе пестреньких, веселеньких, приятненьких мыслишек… Позаботилась и — блаженно, изнеможенно — усталого отсылает на реку. Что, Сигма, бурчишь? Разве я перехожу границы свободного послушания? И нечего мурлыкать сонное, сам зияю, сплю…
Мы с Алиной летим на Луну. Завтра утром, уже решено. Честно говоря, мне не больно-то и хочется, но нельзя же прожить двенадцать лет и еще не побывать на Луне. Нужно же самому поглядеть, какое там небо, как плывет во вселенной наша теплая Земля… Но неужели нельзя было, чтоб выпало летать не с Алиной, а с Тонкой, которая… Молчу. Петька заведет Тонке об олимпийских, подарит, чего доброго, несколько своих полуживых фигурок. Они ей, конечно, могут понравиться. Она странная, как-то заявила: вырасту, подберу себе другие губы. И показала какие. Зачем? Я ничего не буду менять в себе, разве имя, чтоб оно походило на две ноты призыва. И кто-то далекий-далекий будет вызывать меня, когда я буду открыт для нового…
С Луной ничего не вышло: я заболел. Очень редкий и глупый случай. Я сам не знал, в чем дело, — никогда ведь не болел. И ребята знакомые тоже. Стало вдруг после обеда тяжело в груди. И обед не понравился, но я тогда не обратил внимания. Лег и тихо попросил тетю Сигму: послушай… И вот она зашевелилась, забеспокоилась, начала как-то жалобно звонить и гудеть и вся тряслась, будто плакала. Скоро пришла одна из живых нянь. Она пробежала через очищающее облако и подвела ко мне Кэта — темного, который всегда прячется за Сигмой. Я в детстве думал, что он тихо живет, звал его Молчальником, мне казалось, что ему скучновато у нас, а когда я сплю, Сигма рассказывает ему старые сказки. Молчальник Кэт впервые «ожил»: пахнул на меня морозом, потом по телу прошли иголочки, сделалось тепло, жарко, и я задремал. Позже меня катало по саду: я срывал вишни в росе, гонялся за журавлем в небе, слушал чистую музыку, почти позабыл свое время — гравитацию и Луну.
А про Томку, конечно, вспоминал: заставил память на полную глубину открыть ее глаза — хорошо…
Только бы она не узнала об атом — стыдно.
Я чувствую: дедушка Рам приходит в основном ко мне. Я его тоже люблю больше, чем все… И почему Сигма ворчит, когда мы улетаем в свет, посылая ей далекие приветы (чтоб отмечала, где я и что я)? Где мы только на бывали!..
На дна Океана чуть проступают контуры растущего Дворца жизни — когда-нибудь он переливчато засветится, миллионы сильных озорных мечтателей начнут искать новые пути жизни… А еще мы слушаем скрип, гул, хлюп, звон громадных, почти безлюдных заводов. Иногда забираемся в древние тесные, мрачные города. Когда я был совсем ребенком, мы видели — сейчас не могу установить, на самом дала или в картина, — мутную сказку. Сигме такой на выдумать и в миллион лет. Мужчина, блестяще-грубо одетый, бил другого кулаком, потом палкой; тот, кого били, только молча слизывал кровь с губ. Дедушка Рам, неужели это было?..
Недавно мы опять заглянули в Кристалл. Огромные грани Кристалла не просто отражают облака и закаты, звезды и леса, — все чуть смещается, компонуется движется по настройке «души художника». Поэтому многие-многие заглядываются в грани весенними утрами и в тихие осенние сумерки…
Генрих Саулович Альтшуллер , Журнал «Техника-Молодёжи» , Жюль Габриэль Верн , Игорь Маркович Росоховатский , М. Дунтау , Михаил Дунтау , Михаил Петрович Немченко , М. П. Немченко , Павел (Песах) Амнуэль , Ф. Сафронов
Журналы, газеты / Научная Фантастика / Газеты и журналы