Клуб любителей фантастики, 1961-62

…Евита снова почувствовала себя летящей среди звезд. Потом движение замедлилось. Она приближалась к двойной звезде, фиолетовой и черной. Погасшая черная звезда быстро вращалась вокруг фиолетовой. Но зрительное воображение миновало их и устремилось к ближайшей планете, окутанной оранжевой дымкой. Было заметно, что планета обращена к своему светилу одной и той же стороной, ее ось лежала в плоскости эклиптики Цефеиды. Воспоминания Данта застыли на прибрежной равнине, у границы дня и вечной ночи. Из покрытого окалиной корабля вышли отец и сын. Мальчик с удивлением смотрит на леса, на солнце и море. Наверное, он родился в космосе и ничего еще не видел, кроме корабля. Еще больше удивляют ребенка ветры, приносящие из темноты горячие, как пар, туманы.

— Почему они горячие? — спрашивает мальчик. — Ведь там должен быть космический холод.

— Их нагревает черный свет, — отвечает отец.

Видимо, это было первым и наиболее ярким воспоминанием Данта.

Потом в сознании всех, кто был вооружен церебронами, возникали смутные образы людей планеты, смерть отца, девичье лицо— лицо Онико.

Но чаще всего Дант вспоминал последние дни пребывания на планете двойной звезды. Вот и опять то же самое…

…В сумерках начавшегося затмения фиолетового солнца вдоль берега идет юноша. Волны докатываются до его ног, обутых в легкие сандалии. Он приближается к светлому зданию на опушке леса — высокой ротонде, плоская крыша которой покоится на невесомых ажурных колоннах. Юноша кого-то ждет. Наконец перед ним возникает еле уловимое видение. Это девушка, то ли действительно полупрозрачная, то ли ее облик ослаблен смутными воспоминаниями.

Она молча смотрит на юношу. Когда огромный черный диск заслонил все солнце, тело девушки начало обретать краски.

— Тебе не холодно, Сын звезд? Ты всегда носишь этот непонятный плащ? — спрашивает она.

— Я уже говорил: это обычай людей моей планеты.

— А почему тебе не нравятся наши обычаи?

— Я не могу привыкнуть к ним. Странные вы: бодрствуете ночью, спите днем.

— Это ты странный. Сын звезд, — тихо смеется девушка. — Одинаковый и днем и ночью. И нашего солнца не боишься. Мы разные с тобой, — уже печально говорит Онико. — Отец сказал, что ты из другой материи. Это правда? И почему ты не хочешь остаться у нас? После купания в лучах черного света ты станешь таким же, как мы.

— Я еще не видел себе подобных. Я вижу их только во сне, слышу их голоса. Они зовут меня. Я найду свою планету среди заезд. Отец научил меня понимать звездные карты и управлять кораблем.

Онико некоторое время молчит, лотом произносит с упреком:

— Ты говорил, что мы не расстанемся.

— Да, и я пришел, чтобы взять тебя на корабль. Мы улетим к моему ласковому солнцу.

— Это невозможно. Отец говорит, что я никогда и нигде не смогу стать такой же, как ты. Черный свет у вас слабее, и меня убьет белый.

Снова наступает молчание. Приближается рассвет, и девушка с беспокойством смотрит на небо.

— Скажи, ты твердо решил лететь? — дрогнувшим голосом спрашивает она. — Да? Тогда обними меня, черная звезда уже открывает солнце.

Когда солнце осветило планету, на полу ротонды лежала Онико. Она была мертва.

Потом видение исчезло.

…Сложное чувство переживала Евита всякий раз, когда ей приходилось просматривать и прослушивать далекие воспоминания любимого человека. Она понимала: память Данта живет в далеком прошлом, что это воспоминания его предка — безвестного астронавигатора, занесенного на планету двойной звезды.

Кто был этот человек? На какой планете он встретил Онико и откуда прилетел туда?

По отрывочным воспоминаниям Данта Евита знала конец этой печальной истории. Отец Онико подверг дочь и юношу облучению черным светом. И Онико была спасена, но с тех пор Сын звезд уже не видел любимую.

В церебронах раздался голос Владислава Горна:

— Сын звезд, вспомнил, что ты узнал о черном свете?

Память Данта молчала.

Потом Горн вызвал Байту к себе.

Ученый сидел в кресле. Он выглядел усталым, на гладко выбритой голове краснели отпечатки, оставленные контактами цереброна. Пытливо взглянув в глаза девушки, Горн пригласил ее сесть в кресло напротив. Горн редко удостаивал своих ассистентов такой чести, и Евита решила, что разговор будет необычный.

— Память Данта утомлена, — растягивая слова, сказал Горн. — Я решил расслабить узлы аккумуляторных клеток его памяти и затем… — доктор сделал паузу и отвел от девушки взгляд, — прибегнуть к самому сильному средству. Этот эксперимент я берег до самой последней минуты.

Девушка решила спросить:

— Вам не кажется, доктор, что наши эксперименты противоречат формуле Красоты Человека?

— Я понимаю и разделяю ваши чувства, Евита, — сказал Горн после долгого молчания. — Но нельзя забывать, что этот нравственный кодекс указывает на возможность достижения человеком еще и Высшей Красоты: когда человек совершает подвиг во имя всего общества.

— Добровольно, — заметила Евита.

Горн поднялся с кресла.

— Да, добровольно, — подтвердил Горн. — Дант дал свое согласие на этот эксперимент.

— Дал согласие? — от удивления Евита даже привстала с кресла. — Когда?

— Давно.