— Чуть-чуть, — согласилась она. — Только он не с нами. Боится. Провожает до шоссе и — назад.
— И не берите его никогда, — я почувствовал невольное облегчение. — Это все равно не его стихия.
— Не возьмем, — пообещала девочка. — Он стукач.
— Вот так! — я даже восхитился, но спрашивать, почему она так думает, посчитал неудобным.
— А вы — нет, — добавила она. — Правда? Вы моему отцу не скажете? Что я туда хожу?
— Я и не знаю твоего отца.
— Дворник, — она зевнула. — Ну, пойду я. Спасибо. Стасику привет.
…Поселок умер и утонул в мусоре много лет назад. Даже запах былого жилья выветрился напрочь. Я подбрасывал игрушку на ладони, разглядывая трупы домов с жалобными окнами и разрисованными стенами. «Нехорошо делать татуировки мертвым», — пронеслось в голове. Игрушка жила своей жизнью, крутились колесики, тикало.
Среди кладбища пустых квартир ульем гудело единственное здание со строгой табличкой у массивных деревянных дверей. Сновали люди в форме, буднично разворачивался на стоянке БТР. На меня глянул белобрысый мордастый майор в расстегнутом бушлате и низко сидящей фуражке:
— Собачку потеряли, уважаемый? Случайно не колли, пушистая такая? Вот — час назад бегала. В кожаном ошейнике.
— Поймали?.. — с непонятной надеждой спросил я.
— He-а. К реке побежала. Скулила очень. Вы сходите, может, она еще там.
Я двинулся, а он добавил в спину:
— Вы тут с собакой не очень гуляйте, уважаемый.
— А без собаки? — не оборачиваясь, усмехнулся я.
— Тем более.
— А дети? Им можно?
— Дети — это дети, — непонятно отозвался майор. — Насчет детей мы разберемся.
…Какие непредставимые дома — без судьбы. Иногда бывает — идешь и натыкаешься на старый дом, каждый кирпич которого рассказывает сказки о прошлом. За стеклами окон старинные часы отбивают время, картины смотрят со стен, дыхание поколений колышет мягкие занавески. А тут — просто мертвецы.
Вот, к примеру, зеленая панельная «хрущевка» Облезлая донельзя, цвет угадывается лишь на стыках плит. Внизу раньше был магазин, даже одна витрина уцелела с обрывком названия: «Прод…» Над магазином кто-то жил, любил, ел, спал, разговаривал. Целый дом. Пять этажей. И ни дуновения не осталось. Сломанные прилавки-холодильники в грязных магазинных недрах, горы мусора, побитый кафель. Окна пустые. Перекрытия обрушились, только в одном месте, на втором этаже, виднеется стена в выгоревших обоях, и на стене этой — древний календарь за Бог знает какой год.
Надо было спросить у майора, что здесь случилось. Целыми поселками не выселяют просто так.
Шел и смотрел. Потом стало тошно от вида вселенского запустения. Падчерица как-то сказала: торжество энтропии. Вот именно. Лучше бы все снесли.
Вывернул к реке. Последние дома оказались трехэтажными, и в одном из них обитало какое-то СМУ с решетками на закрашенных окнах и строгим амбарным замком на двери. Парень лет тридцати с небольшим бросил окурок в переполненную урну и сошел с крыльца прямо ко мне:
— Простите. Собаку не видели? Колли.
— Сказали, что к реке побежала, — я пожал плечами.
— Кто сказал? — удивился парень.
— Майор какой-то. Здесь военные. Вон там, за зеленым домом. Целая контора их там.
— Да? — он вздохнул — Что ж они ее не поймали? Она ведь глупая. Где теперь искать?.. Дочка с ума сойдет.
Я сочувствую каждому, у кого есть дочка. Наверно, потому, что у меня ее нет.
— Давайте помогу, — я улыбнулся парню. Тот посмотрел благодарно и вдруг протянул руку:
— Володя.
— Кирилл, — представился я.
Асфальтированная дорожка оборвалась, и шли мы теперь по грязной, втоптанной в землю щебенке. За глухим бетонным забором то оживал, то затихал отбойный молоток, и это мешало разговаривать.
— Что здесь было? — спросил я.
— А Бог его знает, — Володя пожал плечами — Мы недавно переехали. Может, с полгода. Никогда не интересовался. А Лялька, наверное, так и не привыкла… Собака, — пояснил он. — Поводок отцепился. Она и рванула, дуреха.
Справа река, мутная и темная, ползла куда-то в голых берегах. Я увидел горы песка, ржавый кран, змейку тропинки. Покинутый яблоневый сад в отдалении, остатки деревянного дома. Непонятные строения с забитыми окнами. А совсем уже далеко кто-то нарисовал на осеннем небе башенку с антенной на крыше.
— Ляля! — громко позвал Володя и пронзительно свистнул.
И тут игрушка, о которой я забыл, ворохнулась в кармане, заставив меня мгновенно облиться потом от испуга.
— Еще раз попробуйте, — почти шепотом попросил я. — Если она здесь, она должна прибежать.
Парень кивнул и свистнул снова, а я ждал, холодея спиной, вот этого неживого шевеления — и дождался. Даже сердце на секунду сбилось. Страшно было достать, вообще дотронуться, но и в кармане — немыслимо. Вдруг укусит?.. Бред какой. Но кто знает?
Осторожно вынул и положил на старую бетонную плиту у дорожки. Володя не заметил, высматривая собаку, а я обернулся только один раз — проверить. Вытер платком вспотевшие руки.
Собака выскочила неожиданно, еще раз заставив меня вздрогнуть, и, пока Володя ласково ругал ее, прилаживая поводок к ошейнику она все время ерзала и скулила, косясь на медленную реку и песок.