Поднявшись на лифте на первый этаж, Сашка застал там картину, чем-то напоминающую Ноев ковчег за минуту до отплытия. Так людно и шумно в доме не было даже на новоселье, когда поздравить папу пришел весь его экипаж. Здесь собрались те соседи, которых Сашка знал хорошо, те, кого видел только мельком, — короче, по-видимому, все, до кого успели дозвониться родители. Почти все были с детьми, многие — с домашними животными. Соседка Сидорова приволокла на собачьем поводке козу Глафиру, и та ошалело крутила головой посреди гостиной, временами пытаясь забодать диван, который всякий раз испуганно вздрагивал и отползал на полметра в сторону.
Сашка тоже в первый момент слегка опешил. Потом нашел глазами маму. Она решительно прокладывала себе путь в гомонящей толпе, наконец пробилась, сильно прижала его к груди. О чем-то спросила, но в общем гомоне Сашка не расслышал.
Отец обнаружился на винтовой лестнице в противоположном углу комнаты.
— Все на местах? — спросил он, не особенно напрягая голос, однако все услышали. И сам себя перебил: — Отставить! Как же я… Там ведь флюгер!
Он заспешил на второй этаж, и Сашке пришлось изо всех сил крикнуть ему в спину:
— Стой, пап! Его там нет!
— Как это? — Отец удивился так, что все гости на мгновение притихли.
— А я его снял вчера, — в наступившей тишине признался Сашка. — За… это, ну… благовременно.
— Так держать, юнга! — Во взгляде отца мальчик впервые за сегодняшнее утро различил явное одобрение. А папа обратился ко всем: — Тогда попрошу внимания. Пожалуйста, дорогие гости, приготовьтесь. Боцман, режим погружения!
Задраились люки — стальные ставни на окнах, включилось аварийное — внутреннее, от автономного генератора — освещение, печально заблеяла Глафира — и дом начал медленно и даже несколько торжественно опускаться под землю. Все погружение заняло две минуты, до тех пор, пока крыша дома, теперь — абсолютно плоская, не опустилась до уровня земли, оставив над поверхностью лишь прибор визуального наблюдения, который отец зовет «перископом».
Через него Сашке было хорошо видно, как разошедшийся ветер вздымает к небесам целые озера воды и песка, закручивая их грязновато-серыми смерчиками, как летят по небу вырванные с корнем деревья и путаются в оборванных проводах куски штакетника.
— Не ругайтесь, пожалуйста, — попросил он оказавшегося рядом Матвея Ильича. — Здесь дети.
— Так ведь… оно ж… — с усилием вымолвил сосед, глядя, как с недавно отремонтированной крыши на манер роящихся коричневых бабочек отлетает черепица.
«А вот у нас сухо, безопасно и даже уютно, — удовлетворенно отметил Сашка. — Хотя и тесновато немножко. Приходится признать, что при всех своих недостатках Зануда иногда способен приносить… Впрочем, об этом я, кажется, уже сегодня думал».
— Что такое? — Сергей Владимирович с недоверием вглядывался в окно, за которым уже вовсю светило солнце, согревая насквозь промокшую землю и молчаливых нахохленных птиц, рассевшихся рядком на провисшем куске электрического кабеля. Но смотрел он при этом не на улицу, а на само стекло. — Я сказал: сушить иллюминаторы! — повторил он.
Прорезиненная черная полоска послушно проползла сверху вниз по внешней поверхности стекла, оставляя его сухим и безупречно прозрачным.
Но уже через минуту на стекле снова возникли непонятно откуда и медленно растеклись по накатанным дорожкам мелкие капельки влаги.
— Наверное, что-то с климатизатором, — решил отец. — Нуда ничего, починим, — бодро продолжил он и, как по дружескому плечу, постучал ладонью по стене дома. — Ему и так сегодня прилично досталось.
А Сашка внимательно изучал макароны в своей тарелке и помалкивал. Все равно — он знал это наверняка — капитан-подводник, даже в отставке, никогда не поверит в то, что дом тоже может плакать. Да к тому же от радости. Оттого, что смог оправдать доверие своих хозяев — всех, без исключения.
ТЕХНИКА МОЛОДЕЖИ 8 2003
Виталий Романов
ВИРТУАЛЬНАЯ КРОВЬ
Самолет противника уходил от меня по крутой дуге. Инверсионный шлейф красиво вспарывал синеву неба, но мне было не до прелестей окружающего пейзажа. Я словно бы видел пилота, что сидел в кабине и пытался резким маневром сбить меня с прицела. В такие мгновения я всегда чувствую врага, почти как самого себя, чувствую его волю, слитую воедино с могучей боевой машиной. Я знал, что пройдет лишь несколько мгновений, и мой палец, лежащий на кнопке «Fire», замкнет цепь стрельбы. Этот пилот, конечно, крут, но от моей ракеты ему не уйти. Вот сейчас, еще миг…
Я неуловимым движением изменил вектор тяги основного двигателя, одновременно задавая «птице» вертикальное ускорение. Так удобнее, сверху — коршуном — обрушить удар прямо на центральный процессор вражеского самолета, чтобы поверженную машину уже точно нельзя было восстановить.