Клуб любителей фантастики, 2004

— Когда ты так говоришь, ты кажешься похожим на Дашкевича, — она приподнялась, беря из его рук блюдечко с горячей кружкой. — Но даже когда ты умничаешь, я тебя очень люблю, Саш.

Он похоронил ее рядом с клумбой роз, за которыми она столько лет старательно ухаживала. На холмике рыхлой земли вкопал столбик с ее фотографией, покрытой лаком, и рядом, под кустом рябины, поставил лавочку. Губин сидел здесь каждый день, едва закончив работу в саду, приходил и сидел до позднего вечера, скуривая по пачке сигарет и вспоминая ее улыбку и серые, влажные от слез глаза. Еще он вспоминал Дашкевича. Изо всех сил сторонился мыслей о нем, прятал их в мутных слоях памяти, но эти мысли всякий раз появлялись, выползали тихо, едва он поднимал взгляд к небу и видел там плывущие низко коконы.

Кто бы мог представить тогда, что Время, вездесущее, вечное Время, можно взять и остановить?! Просто спрятаться от его хода, какулитка в ракушку, всего лишь на миг забыть о его течении, затаиться, а потом открыть глаза и ступить в уже случившийся мир через сотни, даже тысячи лет. Дашкевич… Однажды он вошел в лабораторию, вошел, открыв двери пинком ноги, небрежно дымя сигаретой, и сказал: «Я знаю!». Его худое лицо, с длинным острым подбородком, широким приплюснутым лбом, смеялось над нами и над всем миром, смеялось каким-то треугольным, чертовым смехом. И он действительно знал. Через месяц мы построили первый гиротаер — бешеный волчок торсионных полей. Эта штука на самом деле работала: прибор создавал вокруг себя своего рода кокон, время внутри которого замедлялось в девять тысяч раз. Очень скоро Дашкевич усовершенствовал устройство, сделав его совсем небольшим и повысив коэффициент замедления до нескольких миллионов. А затем изобретатель испытал его на себе. Несмотря на запрет руководства, он прожил несколько долгих, зудящих, как электричество, недель, прожил за один миг, повиснув коконом в собственной квартире. Потом его выгнали из лаборатории, тихо, без словечка по телевидению, без строчки в газете. Он ушел, рассмеявшись своим нечеловеческим смехом, повернувшись и плюнув на пороге. Зимой мы узнали, что Дашкевич продал прибор американцам, некой компании «Дастине», и сам выехал в Штаты. Никто не мог вообразить, что за этим начнется безумие, самое последнее безумие человечества — его осознанное самоубийство.

Первая партия гиротаеров, которые «Дастине» пустила в продажу двадцатого мая, была раскуплена в Нью-Йорке в тот же день. «В будущее за три секунды!», «Мечта за $1000!», «Рай прямо сейчас!» — кричали сияющие рекламные щиты, голоса из телеэфира и пестрые банеры Интернета. Над городами Америки, словно праздничный фейерверк, взлетали и рассыпались тысячами светящиеся фосфором сфероиды, а Япония, Китай, Европа спешно приобретали лицензии на использование фантастического изобретения Дашкевича. Гиротаеры быстро дешевели, и в тот год в светлое будущее от «Дастине» купили себе «билеты» более пятисот миллионов человек.

Но 2012-й не был самым безумным годом. Скоро еще более совершенные и дешевые гиротаеры азиатского производства стали доступны каждому, как зажигалки в табачном ларьке. Кто-то восторженно говорил о счастливом разрешении проблем перенаселения, энергетики и экологии, о новой философии, религии, о вечной жизни. Банки обещали пять тысяч процентов по вкладам на триста лет! Почему бы нищему не стать миллионером за несколько секунд, спрятавшись под оболочкой торсионных полей? Медики говорили об абсолютном здоровье где-то там… И отчего бы не вылечить рак или СПИД сладкой таблеткой будущего? Политики лишь скромно гарантировали эдем по сходной цене. Над поселками, городами, странами, словно поднятая ветром пыль, плыли тучи коконов.

Человечество сошло с ума. Оно просто попалось на дьявольскую приманку, предложенную человеком с треугольным лицом. Купилось, как голодная толпа, которой бросили охапку банкнот, толпа, в которой честь, совесть, даже малая, горькая капля милосердия растоптаны множеством грязных ног, в которой и полные достоинства господа лишь ищут нетерпеливо случая смять в кулаке одну из хрустящих бумажек. Родители и дети, учителя, рабочие, призывники и генералы, уставшие, измученные президенты — все стремились скорее в будущее, в мир, где нет обычных человеческих бед, нищеты, болезней, неудач и безразличия. В тот самый мир. который сделает кто-то за них через сотни лет. Вот только кто?