Клуб любителей фантастики, 2017

Ощущая странное, невесть откуда возникшее беспокойство, он оглядел пустой двор Управления. Мягко светили фонари, ночной ветер шумел в липах, заставляя их отбрасывать на дорожки длинные шевелящиеся тени. С тенями было что-то не так. Они все были двойными, причём вторая была едва заметна. Пытаясь определить источник света, Кулагин повернул голову и застыл с открытым ртом.

В небе, над крышами соседних домов, плыла половинка Луны, похожая на подглядывающего из-за угла соглядатая. Лунный свет, вспомнил Кулагин, чувствуя, как по коже пробегает неприятный холодок. Воздействие, очищение, омовение, новое сознание, новый человек… Вот, оказывается, что его обеспокоило: Луна… Поводырь, проводник, зеркало… Он отвернулся от жёлтого полукруга, словно и впрямь увидел в нём своё донельзя изуродованное отражение, поднял воротник плаща, хотя было тепло, и, ощущая на себе взгляд печального лика Селены, едва ли не бегом направился к автостоянке. ^ТМ

Андрей АНИСИМОВ Высшая степень интеграции

техника — молодёжи || № 14 (1017) 2017

Иит сидел, забившись в узкую щель между двумя валунами, неподвижный и серый, точно и сам превратившийся в камень. Загнанный зверь, казалось, совсем обессилил от многочасового преследования, но Шемлик знал, насколько коварна эта тварь. Немало охотников остались покалеченными, потеряв бдительность и решив, что они стали хозяевами положения. А многие потеряли и жизни. Особенно молодые. Он, Шемлик, брал уже семнадцатого, и кажущееся бессилие зверя не обманывало его. До тех пор, пока вокруг его тела не сомкнётся петля молниебоя, ни в чём нельзя было быть уверенным и расслабляться. И даже после этого, тоже…

Шемлик подкрался поближе, медленно раскручивая, словно пращу, толстую косицу электрической петли. Слева, подстраховывая его, показался ещё один загонщик, тоже с молниебоем наготове. Ещё двое прикрывали другую сторону. За Иитом высилась отвесная стенка с карнизом, так что деваться ему было некуда. И если он бросится на загонщиков, то именно на него, на Шемлика. Шемлик азартно крутанул молниебой сильнее, прикидывая расстояние и силу броска, но в тот момент, когда петля готова была сорваться с его пальцев, зверь, точно почуяв, что медлить больше нельзя, бросился в атаку. И сделал это так, как не ожидал никто. Взмыв вертикально вверх, он оттолкнулся всеми четырьмя лапами от нависшего над ним карниза и, придав таким образом своему невероятно гибкому телу нужное направление, обрушился на растерявшегося от такого поворота Шемлика. В воздухе просвистели запоздало брошенные петли, и ни одна из них не достала Иита. В последний миг Шемлик успел-таки метнуть свою, но этот бросок ничего не изменил. Он успел увидеть оскаленную жуткими клыками морду зверя прямо перед своим лицом и цепочку его дико вытаращенных багровых глаз, после чего последовал страшный удар, и всё померкло.

* * *

Сысоев стянул с себя шлем, бросил его наземь и выругался. Опять ничего не получилось. Он бился уже пятую или шестую неделю, и всё впустую. Все воспоминания, которые он считывал, обязательно заводили его в никуда; они заканчивались ничем, ничем и начинались. Никаких переходов между ними, как уверял Хранитель Хаттма, и в помине не было. Он просматривал жизнь каждого умершего члена Общины, от начала и до конца, перепрыгивая, для экономии времени, через годы и десятилетия, но не находил в них ни единой перемычки с другим воспоминанием. И уж тем более, не мог найти самого первого, именно того, что ему и было нужно. По двадцать-тридцать воспоминаний в день, сотни за неделю и тысячи за всё это время. Осколки прошлого, которые так и остались разрозненными осколками.

Услышав витиеватые словоизлияния этнографа, в Хранилище заглянул работавший неподалёку экзобиолог Голованов.

— Снова осечка?

— Я тут с ума сойду, — устало проговорил Сысоев, вытирая вспотевший лоб. — Нет, наверное, это дело безнадёжное.

— Что, так трудно найти самое начало? Хранитель уверяет, что у него тут полный порядок.

— Ну его к чёрту! — в сердцах бросил Сысоев. — Я вырываю куски одной, общей памяти, но они не указывают дорогу в нужном направлении. Абзацы, вырванные из многотомного труда, что тут можно понять? Порядок! — передразнил он. — Какой тут может быть порядок, если ни в одной активной точке, которую он мне указал, я не могу увидеть, что мне нужно.

— Значит, что-то не то с этой штукой. — Голованов ткнул пальцем в шлем. — То, что состряпали тебе наши ребята, ни на что не годно, вот что я тебе скажу.

— Нет, — упрямо помотал головой Сысоев. — Шлем что надо, дело, скорее всего, в другом. В методе поиска, вот в чём загвоздка. В самой мнеморике. То, что я сейчас делаю, равносильно рассматриванию мозаики под микроскопом. Если хочешь понять, что представляет собой вся картина, требуется изменить масштаб. Причина в низкой степени интеграции с Сосудом. Нужно что-то… — Сысоев запнулся на мгновение, подыскивая нужное слово, — более объемлющее. Нужен иной подход.