Клуб любителей фантастики. Анталогия танственных случаев. Рассказы.

"Костька, блин, ты чего?" - настаивали пришедшие. Раздалось нехорошее шарканье, предвещавшее штурм.

- Сейчас открою! - крикнул Георгий. - Иду!..

Все так же душою не веря в происходящее, но уже испытав сжатие сердца, я нарочно повозился, отпирая замок. Тем временем Никита с Георгием, широко расставив ноги, заняли позицию напротив двери, и каждый целился перед собою, держа на уровне переносицы двумя руками - мой сын парализатор, а Никита "кольт". Гость был спокоен, точно в тире, бледный растерянный Жоржик тщетно пытался ему подражать. Разным было и поведение наших дам: Елизавета сидела, подавшись вперед и следя за нами с жадным любопытством; Стана грызла край пледа, чтобы сдержать истерику.

Наконец, внутренне воззвав к Ней, Защитнице, я распахнул дверь и метнулся в угол, под прикрытие стены. В тот же миг наши открыли огонь; в грохоте револьверной стрельбы потерялся хлопок парализатора, но я вторично за сутки почувствовал дурманную сладость... Мне не пришлось пускать в ход свой пистолет. На лестничной площадке словно тяжелые мешки повалились, кто-то удушенно захрипел, и все стихло.

Никита вышел, жестом велев нам пока не двигаться: я понял, что он за дверью осматривает пораженных. Ну и опыт же был у этого верзилы - не иначе, как обмяло его в одной из региональных войн, а то и в более крутых переделках! Еще и еще раз бахнул "кольт". Пристреливает, - ужаснувшись, понял я. На этажах скрежетали замки, лязгали дверные цепи - даже и не думая выглянуть, народ запирался покрепче. Бумм... У кого-то был стальной надверный щит, опускаемый в случае нападения.

- Полагаю, господа, что в их машине остался только водитель.

- Ежели не глухой, так поехал за подкреплением.

- Что ж, лишняя причина поторопиться!..

С содроганием перешагивая через раскинутые тела, мы с Георгием несли зажмурившуюся Стану. Елизавета столь беспечно поднимала кружевной подол, переходя кровавые лужи, словно перед нею были следы обычного дождя. На запястье одного из убитых, седого смуглого крепыша, увидел я татуировку: "Герат. 1978 г.". Никита преспокойно собрал автоматы...

Во дворе и вправду не было уже других машин, кроме огромного "хорьха", лишь у подъездов ютились жалкие веломобили жильцов. Надо было спешить. Мне показалось, что Никита очень долго заводит двигатель; наконец, мы сорвались с места. Подобно герою боевика, водитель наш лихо развернулся на земляном холме посреди двора, некогда клумбе; хрустнули сухие остатки домового огорода... Машина торпедою вылетела на улицу.

Дом Георгия стоял на Бессарабке, на самой горе. Мимо гигантского рынка, который мои родители называли "крытым", а я в детстве обожал, поскольку на его воротах красовались чугунные бараньи и бычьи головы, - мимо этого здания, ныне отобранного под концессионную биржу, мы свернули на Бассейную, затем вдоль давно заржавевших трамвайных рельсов устремились к вокзалу.

Скоро я понял, на что рассчитывает Никита. Привокзальная зона относилась к категории "А" межрегионального контроля, лучше охранялись только ракеты. Улицы кругом были перегорожены, наших возможных преследователей отсюда точно завернули бы, но какие-то особые Никитины документы убедили солдат на КПП, и мы проехали по Саксаганского.

Однако на перекрестке наш бег был придержан, и уже не постовыми. По коридору из многорядной колючей проволоки к вокзалу колонной двигались чудовищные четырехи пятиосные грузовики. Ехали сахар и натуральная древесина, редкие металлы и подсолнечное масло, - чтобы исчезнуть в гладких, безоконных стальных поездах и со скоростью двухсот километров унестись на Запад. Дорога от Киева была перестроена для суперэкспрессов, к ней на полсотни шагов не мог приблизиться ни один местный житель - под наблюдением бессонных вертолетчиков, под объективами специальных спутников утекало наше богатство. Чем за него расплачивались, можно было увидеть в квартале отсюда, где у выезда на площадь Национального Возрождения круглосуточная очередь медленно вливалась в освещенные двери бесплатной столовой...

Наверное, мы взяли хорошую фору - центр миновали без происшествий. Лишь на Петровской аллее выскакивали из шалашей в кустахжуткие оборванные личности, бежали за машиной; пара железок отскочила от бампера... Это явно не был размах наших возможных преследователей.

У моста метро "свои" полицейские бойко откозыряли при виде волшебного Никитиного пропуска. С чувством расставания оглянулся я на златоглавую, венчавшую горы звонницу Печерской Лавры. Слава Богу, пока не ободрали купол - говорят, отчаянные монахи забрались наверх и пригрозили спрыгнуть... Прощай, милая моя утешительница! Ты смотришь мне в глаза, ты отвернулась от стальной меченосной бабищи, оседлавшей соседнюю гору. Два года назад поехал под ее несуразным весом холм; несколько улиц отселили, и теперь все ниже склоняется "Уродина-мать" над пустыми домами и усадьбами, а у города не хватает средств, чтобы выпрямить статую или вовсе убрать... Я тоскую о мирных, сытых годах, когда ее возводили, - но безобразное всегда безобразно.