У Русского, как и у большинства японцев, свой дом. Он выделил гостиную, и, оставшись одна, я включила ноутбук и воспользовалась русским Интернет. Зайдя в почту, я обнаружила странные заголовки в японских новостных лентах: «Пожилой японец упал с
«Японский учитель покончил жизнь самоубийством в знак протеста перед посещением американским президентом резиденции Императора»
«Преподаватель Го покончил с собой, спрыгнув с высотной башни в Токио»
«Япония лучше умрёт, чем подчинится иностранному неуважению!»
«Японец встретил своё 100-летие, покончив с собой в Резиденции Императора»
«Последний самурай Японии совершил ритуальное самоубийство в знак протеста против последних решений японского МИД»
«Пенсионеры Японии голосуют собственными жизнями ради присоединения северных территорий»
«Правые дестабилизируют ситуацию в стране»
«Секты отправляют своих адептов на смерть»
Были и фотографии. Большинство плохого качества, но я сразу узнала и коричневое кимоно сэнсэя и его самого. Сомнений не оставалось — это был Учитель. Чем дольше я смотрела снимки, тем больше не понимала происшедшее. Что случилось, если сэнсэй решился на одну из крайних мер? Что вынудило его к такому поступку? Но если сэнсэй мёртв, то я либо становлюсь ронином, либо остаюсь самураем. Я достала футляр и, несмотря на предупреждение сэнсэя, выставила находящегося в нём жителя на перекрёсток. Это был самый странный камень из всех игровых камней, виденных мною до сих пор. Он напоминал пожилого отшельника. Сэнсэй совершенно прав! Такие камни нельзя оставлять в этой стране. Русские не имеют морального права владеть такими объектами. Напротив него, в стиле перекрёстного фусэки, я поставила камень из чаши Русского. Он был японского происхождения, и выточен из белой раковины Хамагури.
Камни объясняли многое, кроме самого важного. Со смертью сэнсэя моя жизнь теряла смысл. С другой стороны, я не выполнила задание, так как не нашла Русского Учителя и кожаной доски. Но что я буду делать со всем этим, если сэнсэя больше нет? Я сидела в дзадзэн [78] . Так прошёл час, а может и больше. В доме не раздавалось ни звука. Наконец, я приняла решение. Мой Учитель умер, и мне больше нечего делать на этом свете! Я вышла на кухню. В выдвижном ящике не оказалось ни одного японского ножа. Поскольку у меня не было с собой кимоно, я решила уйти из жизни нагишом. Взяв один из подозрительных китайских, я нанесла себе порез. Он получился глубокий и неприятный. Но теперь я знала, что ожидать от такого инструмента. Капли крови попали на столик и даже на камень сэнсэя, стоявший на нём.
Тем лучше! Я перевернула левую руку внутренней стороной и глубоко вздохнула. В этот момент раздался резкий стук в стекло. За окном стояла японка,
— Впусти меня! — прокричала она.
— Иэ! Нет! Никто не сможет помешать мне!
Она вынула из-под плаща небольшой свёрток и прижала его к стеклу. Я пригляделась. Это был белый плат, расчерченный для Го. Я вспомнила, что сэнсэй говорил о кожаном гобане, и отперла стеклянную дверь. Вошедшая казалась сильнее меня, а в её глазах я видела металл.
— Чего тебе надо! — крикнула я. — Мой сэнсэй умер!
Подойдя к ноутбуку, японка быстро пробежала картинки, открытые в браузере.
— И ты поверила, что сэнсэй может так просто умереть?!
— Может, представишься?!
— Ши.
— Очень приятно! Что тебе надо? — я не верила этому имени.
Русский, проснувшийся от наших криков, вошёл в гостиную.
— Что здесь происходит!? — воскликнул он.