Баронесса де Сильвереаль была в том возрасте, когда женщина действительно красивая, достигает своего полного расцвета. Высокого роста, отлично сложенная, она носила с истинно королевской непринужденностью свой костюм из черного бархата. Ее белые полные плечи казались деталью античной статуи, и, глядя на ее строгий профиль, невольно думалось, что это совершенное создание — статуя, сошедшая со своего пьедестала.
Что же касается того, кто так настойчиво просил минуты разговора у одной из цариц бала, то, как мы уже сказали, это был человек лет сорока, но, в то же время, его возраст трудно было бы определить с точностью.
Арман де Бернэ сочетал в себе природную красоту с изяществом, приобретаемым воспитанием. Его черные глаза сверкали умом и твердостью, а руки, которые без преувеличения можно было бы назвать артистическими, обладали одновременно редкой утонченностью и столь же редкой силой. Но более всего поражало его лицо, дышавшее разумом и благородством.
Говорили, что Арман де Бернэ проводит все свое время в лаборатории и что химия обязана ему не одним важным открытием.
Хотя его визит почитался за честь в самых аристократических салонах, тем не менее он очень редко отрывался от своих занятий, и это затворничество создавало ему почти фантастическую репутацию. Говорили, что он выходит из своего убежища только для того, чтобы применить в обществе свое знание магии. И странное дело, уже много раз его присутствие, казалось, совпадало с какой-нибудь из катастроф, которые время от времени обрушиваются на высшее парижское общество.
Таков был человек, ведущий под руку баронессу де Сильвереаль.
Они медленно подвигались, он — погруженный в какие-то тайные мысли, она — немного бледная, но все-таки высоко держа голову, гордясь обществом человека, с которым шла.
Они вошли в оранжерею.
В эту минуту она была пуста.
Де Бернэ подвинул баронессе кресло и сел сам. Некоторое время оба молчали.
— Баронесса, — начал он дрогнувшим голосом, — я умоляю вас простить меня, что на несколько минут лишаю вас удовольствий этого праздника.
Она подняла голову и взглянула на него.
— Зачем вы говорите со мной таким образом? Разве вы забыли те слова, которыми мы некогда обменялись?
— Нет, я не забыл их.
Он провел рукой по лбу.
—Это был страшный день… Вы, которую я так любил, которой я пожертвовал всю мою жизнь, вы связали свою судьбу с другим…
— Увы! Вы знаете… это был мой долг… Я повиновалась отцу.
— Да, я это знаю, — с печальной улыбкой отвечал Арман. — Матильда Мовилье должна была служить подножкой для графа Мовилье, пэра Франции… и она не имела права сопротивляться.
— Друг мой, — сказала Матильда, понижая голос, — есть люди, над которыми, кажется, тяготеет проклятие. Я много страдала… но что значат мои страдания в сравнении с теми, которые выпали на долю моей бедной сестры?
— Мария… Да, вы настолько доверяли мне, что рассказали все ужасные подробности этой драмы… Но на каких весах можно взвесить страдание? Когда из моего сердца была вырвана всякая надежда, когда я понял, что не имею права любить ту, которая, тем не менее, была для меня всем, тогда я сказал вам: «Матильда, судьба разлучает нас, но в тот день, когда вам будет угрожать опасность, я буду рядом, чтобы защитить вас, чтобы пожертвовать жизнью, чтобы избавить вас от любой напасти!»
— А я, Арман, я отвечала вам, что, когда бы вы ни позвали меня, я приду на ваш зов, не колеблясь, и выслушаю вас как друга, как брата…
— Вы не звали меня… я сам пришел.
— Значит, мне угрожает опасность? — просто спросила Матильда.
— Вы это знаете?
— Я догадываюсь.
— И не боитесь?
— Нет, я знала, что вы защитите меня.
Наступило минутное молчание, потом Арман взял руку мадам де Сильвереаль.
— Вы мне верите… и вы правы. Выслушайте же меня…
— Я вас слушаю, как Бога.
— Ваш муж желает вашей смерти…
— Я это знаю!
— И хочет выдать Люси Фаверей за герцога де Белена…
— Все именно так… Но как вы узнали первую из этих тайн?
— Я расскажу. Потом. Мы не можем здесь долго оставаться… Да, ваш муж желает вашей смерти, потому что хочет жениться на женщине, которую любит… Конечно, все его планы легко расстроить, сказав ему прямо в лицо, что они известны, но по причинам, которые я вам объясню позднее, надо, чтобы этот человек считал себя в безопасности… Он хочет отравить вас…
Арман вынул из кармана черный флакон.
— Возьмите это, — сказал он, — и каждое утро принимайте по одной капле на стакан воды.
Матильда взяла флакон.
— Хорошо! — сказала она.
— Вы спасены.
— Но вы произнесли имя Люси?
— Я забочусь о ней также, как и о вас… Не беспокойтесь. Я не хочу, слышите… я не хочу, чтобы этот бедный ребенок стал женой негодяя, которого зовут герцогом де Беленом!
— Негодяя?!
— Я напал на след преступления, совершенного этим человеком… Но я не могу сказать всего… Де Белен кажется всемогущим. Перед его именем и несметными богатствами все преклоняются, но я так сильно толкну этого колосса на глиняных ногах, что он разлетится в прах!
Арман встал. Его глаза сверкали.
Матильда вздрогнула.
— А… Мой муж? — нерешительно спросила Она.
Арман помолчал немного.