Клуб Мертвых

Тут необходимы некоторые пояснения. Во-первых, Жако не знал настоящего имени Бискара, которого звал просто дядей Жаном, и с того времени, когда Бискар убедился, что молодой человек никогда не согласится присоединиться к шайке, он тщательно изолировал его. В этот день, поручив Дьюлуфе привести юношу в «Зеленый Медведь», Бискар никак не думал, что Волки нарушат его инкогнито.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Я думаю, — отвечал молодой человек, — что я видел здесь странные вещи.

— Где это?

— Здесь. Люди, которых я, кажется, уже встречал… и которые похожи на разбойников…

Бискар расхохотался.

— Ну, я не советую тебе повторять это! А то наживешь себе хлопот.

Молодой человек закрыл лицо руками. Видимо, опьянение еще не совсем оставило его, но Бискар не хотел ждать, пока его мысли вполне прояснятся.

— О! Разбойники! — продолжал он. — Твой дядя член шайки разбойников… Почему же ты не заявишь, что он убивает и грабит?

Жако сделал протестующий жест.

— Нет, — перебил его, все более оживляясь, Бискар, — чем больше я думаю о тебе, тем больше ты меня огорчаешь. Вот и воспитывайте детей после этого!

— Дядя!

— Нечего сказать!

Потом он продолжал, вдруг успокоившись.

— Впрочем, я, кажется, начинаю сердиться!… Я не прав… Ты выпил немного лишнего, ну, а в таких случаях все кажется навыворот, и я не буду бросать в тебя камнем, тем более, что у тебя были неприятности. Дьюлу все мне рассказал…

Голос Бискара принял кроткое, почти нежное выражение.

— У тебя голова не на месте… Это и было причиной твоей ошибки. Я назначил здесь свидание нескольким рабочим, которых хочу нанять… для постройки дома… очень выгодное дело… кажется, что в ожидании меня они поссорились…

— Да, это так.

— Кажется, даже дело дошло до ножей… и без тебя бедному Дьюлу пришлось бы плохо…

— А где он?

— Он пошел немного поспать. После такой драки немудрено устать, и, кроме того, я был непрочь остаться с тобой наедине, потому что нам надо переговорить…

Молодой человек с удивлением поглядел на него.

— Ничего нет удивительного в том, что я забочусь о тебе. Дядя Жан уже давно смотрит на тебя как на своего сына…

— И я вам очень за это благодарен.

— Не будем говорить об этом. Я хочу сделать тебе очень выгодное предложение. Скажи мне сначала, правду ли сказал Дьюлу, что тебе надоели мастерские?

— Да, это правда! Не сердитесь. Это сильнее меня. Я устал от этих вечных преследований. Какая-то роковая сила преследует меня! Я делаю все, чтобы хозяева оставались довольны и чтобы жить в мире с товарищами, но все напрасно! Что-то неизбежно навлекает на меня неудовольствие одних и ненависть других.

— Несправедливость!

— Да! Это несправедливо, это жестоко, но тем не менее я никогда не делал ничего дурного, а меня всегда подозревают, всегда обвиняют! Если бы я по крайней мере мог узнать причину антипатии, которую я внушаю!

— О, что касается этого, то нет ничего проще!

— Что вы хотите сказать?

— Как! Ты, неглупый человек, так и не понял этого?

— Ради Бога, объяснитесь!

— Слушай же… У меня сердце кровью обливается, когда я вижу, что ты не можешь достичь того счастья, которое вполне заслужил. Вот в чем дело, мой милый! Твои товарищи и хозяева, все эти люди завидуют тебе!

— Завидуют! Почему? Я ничего такого не достиг, что бы вызывало зависть!

— Да, но ты барин, и это шокирует их.

— Я рабочий, ничего более, и они отлично знают это!

— Не совсем. Ты достиг в сравнении с ними слишком многого. Ты читаешь, пишешь, ты знаешь множество вещей, о которых они даже не слыхали, ты не напиваешься — я не говорю про сегодняшний день, это исключительный случай, и, кроме того, я виню в этом только Дьюлу, наконец, ты не принадлежишь к категории всех этих лентяев, которые работают как раз столько, чтобы не умереть с голоду, вот на тебя и сердятся за это, боятся, чтобы ты не пошел слишком далеко, и делают тебе разные пакости! Я это очень хорошо знаю! В моем деле бывает то же самое.

— Но что же, наконец, со мной будет? — спросил Жако.

— Мы сейчас поговорим об этом, и я думаю, что ты останешься доволен тем, что я тебе скажу. Тебе надоело жить в нищете, не так ли?

— Как и всякому, я полагаю.

— Тебе надоело жить в среде, где тебя не понимают, в среде, где ты чувствуешь себя не на месте, сознайся!

Жако улыбнулся.

— Да, это правда, во мне есть что-то, что никак не ладит с манерами моих товарищей.

Бискар улыбнулся. Разговор шел именно так, как он желал.

— Скажи мне, — продолжал он, беря за руку Жако, — скажи мне, не случалось ли тебе невольно вздрагивать, сравнивая себя, полунищего, в оборванной блузе, с каким-нибудь щеголем, едущим в своем экипаже? Не говорил ли ты себе, что если бы роковая судьба не швырнула тебя в жизнь без всяких средств, ты не хуже другого сумел бы занять место в свете?…

Молодой человек побледнел. Глаза его сверкали.

— Я все это понимаю… когда я был молод, я говорил себе, что ничто в мире не может быть лучше богатства. О! Я отдал бы полжизни, чтобы быть на равных с самыми богатыми!…

— Зачем вы мне это говорите? — простонал Жако. — Вы хотите, верно, свести меня с ума?

— Ба! Разве слова производят на тебя такое сильное впечатление?