Клуб неисправимых оптимистов

— Ничего страшного, — отвечал Павел. — Ты не первый и не последний, кто продается за чечевичную похлебку.

— Я не продажный подонок. Как бы ты поступил на моем месте?

— Сделал бы ход. Стрелки движутся, тебе грозит цейтнот и поражение.

— Это не трусость, Павел. Ты меня знаешь. Самое ужасное, что они держат меня за своего, а я их ненавижу. Я рад, что убил нескольких мерзавцев, и совесть меня не мучит.

* * *

После амнистии Грегориос мог вернуться на родину, но он влюбился в Пилар, застенчивую красавицу-испанку, чьи родители в тридцать шестом сражались против Франко, а когда республиканцев разгромили, сумели уйти во Францию. Бывая в ее доме, Грегориос слушал рассказы об ужасах и подлости гражданской войны в Испании и вспоминал события на родине. Его нисколько не удивило, что Испанская католическая церковь не уступает в низости Греческой православной церкви. Пилар не хотела разлучаться с семьей, и Грегориос решил остаться в Париже. Они поженились, и Грегориос даже согласился венчаться в церкви, поступившись убеждениями ради прекрасных глаз Пилар. Друзья подняли его на смех, и он с ними рассорился. Грегориос и Пилар поселились в маленькой квартире у Ванвских ворот, у них родилось трое детей. По какой-то непонятной причине Пилар стала завзятой ханжой. Она таскала Грегориоса на мессу и вечерню, строго соблюдала церковные установления, чтила все праздники и испытывала мистическое преклонение перед папой Иоанном XXIII. Зажатый между депутатом-работодателем (он переквалифицировался в левого голлиста!), Пилар и духовными отцами, Грегориос боялся потерять себя, стать отступником, клерикалом. Он воспринимал тройное бедствие как гримасу судьбы и нес этот груз, как Сизиф, ведь греки придумали не только скульптуру, литературу, философию, архитектуру, политику, стратегию, спорт и спортивные состязания, но и мифологию. Грегориос был прирожденным педагогом и заботился об интересах своих учеников, даже если те ленились и балбесничали.

— Ты занимаешься латынью, Мишель?

— Нет.

— Учить латынь крайне важно, пусть даже этот язык не так увлекателен, как греческий, из которого много чего позаимствовал.

— У меня проблемы с математикой.

— Математику придумали греки: Евклид, Пифагор, Архимед, Фалес Милетский. Все они были гениями. Если захочешь, я буду учить тебя греческому.

— Знаешь, Грегориос, я и по-французски в математике ничего не понимаю.

— Тем хуже для тебя. Останешься варваром. Греческое слово barbaros в переводе означает «глупый».

* * *

Когда Игорь и Вернер попросили Грегориоса помочь Тибору, он им отказал под предлогом ужасной занятости.

— Очень удачно, — заметил Вернер, — денег у него нет, так что платить, как остальные ученики, он не сможет. Напрягись, Грегориос. Ты же знаешь, он в отчаянном положении. У тебя безупречная манера говорить и парижский акцент.

— Ты потрясающий педагог, все твои ученики получают высшие баллы, — подхватил Игорь.

— Сжальтесь, друзья, не лишайте меня последнего глотка кислорода. Только здесь, в клубе, среди нормальных людей, я могу отдохнуть от работы и вида освященных задниц. Вы и представить не можете, что мне приходится выносить.

Игорь и Вернер настаивали, Грегориос вежливо, но твердо отказывал, не желая жертвовать драгоценным глотком свободы. Вернер отступился и начал искать другой выход, но тут заметил, что Игорь качает головой, поджав губы и часто моргая.

— Сейчас я приведу убийственный довод, — прошептал он.

— Очень жаль, ребята, ничто и никто не заставит меня изменить мнение.

— Тибор мечтает сыграть Эдипа, но он никогда не получит эту роль из-за своего чудовищного акцента.

— «Эдипа» Эсхила или «Царя Эдипа» Софокла?

— Можешь себе представить царя Эдипа, говорящего с венгерским акцентом?

— Ты прав, это нонсенс. Если бы вы услышали текст Софокла на греческом, поняли бы, что́ есть истинный театр. «Орестея» Эсхила — трагедия в стихах, где слова звучат как музыка, а на французском это чистой воды гротеск.

Игорь бросился к телефону-автомату и позвонил Имре, а тот сообщил Тибору, что Грегориос будет давать ему бесплатные уроки, чтобы избавить от проклятого пришепетывания. Имре повторил Тибору слова Игоря:

— Один режиссер видит тебя в роли Эдипа.

— Эдипа? Потрясающе! Мама говорила, что это замечательная пьеса. Она видела постановку в Будапеште. Что за режиссер? Какой театр? — Тибор был в полном восторге.

— Не торопи события. Работай над текстом, чтобы блеснуть на прослушивании.

Имре следовало обдумать все более тщательно и проявить осторожность, но он так обрадовался, что позволил Тибору и Грегориосу встретиться один на один.

— Я очень тебе благодарен, Грегориос. Знаю, ты очень занят, и тем выше ценю твою услугу. Надеюсь, однажды я буду говорить по-французски, как ты.

— У греков нет акцента. Мы изобрели дикцию. Не бойся, Тибор, я не заставлю тебя разговаривать с камешками во рту.

— Я стану твоим лучшим учеником. Для меня это вопрос жизни и смерти.