Клуб обреченных

— Результаты экспертизы обещали к утру. Задержанного мной бандита, Зимина, допрашивают. По всем остальным пробивают досье в базе данных. Тот, который был у них главарем, человек известный. Некто Блохин. Серебристый «мерс», на котором приехали те скоты, поставлен в розыск, — скупо ответила я, прекрасно понимая, что чем меньше слов — тем меньше эмоций со стороны Наташи.

— Но их найдут? — выговорил Нилов, и его пальцы, лежащие на плечах Наташи Самсоновой и делающие успокоительный массаж, чуть дрогнули.

— Есть все основания так думать, — ответила я и устало махнула рукой. Что и говорить, отпуск начался при самых радужных предзнаменованиях!

— Он в морге? — спросила Наташа. — Я должна поехать к нему.

И она попыталась было встать, но Нилов удержал ее. Я покачала головой и решительно произнесла:

— Никуда ты, Самсонова, не поедешь. На сегодня концерт окончен. Хватит гробить себя. Ты не должна так к себе относиться. Саша бы не позволил.

— Но Саша…

— А теперь за Сашу говорю я! — перебила я, повысив голос, но тут же поспешно сбавила обороты и, отстранив Даню и обняв Наташку, пробормотала ей на ухо: — Ну не надо, Натуля. Жизнь на этом не кончилась. Ты молодая, красивая. На все… на все воля божья. Успокойся, выпей чего-нибудь покрепче и попытайся уснуть. Ну же… ты же у меня сильная.

Наташка замотала головой, что-то бормоча, и мне удалось расслышать:

— Я не хочу пить… я не хочу спать.

Шевцов приблизил ко мне свое лицо, в котором все так же не было ни кровинки, и выговорил, запинаясь:

— Это самое… выпьешь… немного?

— Выпью, — сказала я. — Наливай. Что это такое?

— Водка, — просто ответил Андрей.

— Мне тоже, пожалуйста, — хрипло сказала с кресла Наташа, убирая с плеч мои руки. — Надо и внутри помассировать. Так, Крокодил Даня?

Жуткое это было зрелище. Среди ночи, в залитой светом квартире, в тишине пили люди. Пили, не запивая и не закусывая. Стараясь не смотреть друг на друга.

На своем веку я повидала всякое, в том числе и проявления глубокого человеческого горя. Но сейчас эта сцена подействовала на меня каким-то особенным, завораживающим образом. И я не знала, чего пугаться больше: лихорадочного ли блеска Наташкиных глаз, угрюмого толстого лица Данилы Нилова или же затравленного, остановившегося взгляда Андрея Шевцова.

Все друг друга стоят.

Наташка напилась быстро. Наверно, потому, что просто хотела напиться. Даня транспортировал ее в спальню, да сам же там и заснул. Прямо на коврике — до дивана или хотя бы кресла не дотянул.

— Он вообще пить не умеет, — сказал Шевцов, не поднимая на меня взгляда. — Опрокинет стаканчик… причем себе на рукав — и в отключку.

Сам же Шевцов был очень пьян. Хотя на его речи это не особенно отражалось. Страх, который пронизывал его, теперь сменился тупой оцепенелостью, какой-то вялой, покорной анемичностью. Как будто нет ему дела ни до чего происходящего.

— Вот что, Андрей, — сказала я, — мне нужно с тобой поговорить.

— О чем? — Он поднял на меня стеклянные глаза и глупо засмеялся. — Если о том, чтобы покувыркаться, то это не ко мне… я сейчас н-ни на что не го-ден. Кстати, Дани… Ни-лов тоже не годен.

— Да нет, я не об этом, — сказала я. — Просто Михаил Николаевич Белозерский сказал мне, что в последнее время за тобой кто-то следил. Честно говоря, я сегодня наблюдала за тобой и решила, что ты чего-то сильно опасаешься. Возможно, тех самых людей, которых подозреваешь в убийстве своего друга Самсонова.

Бессмысленный булькающий смех замер на губах футболиста, как склеился. Он подался мне навстречу, сделал левой рукой какой-то непонятный жест, а потом выговорил:

— Я ничего не… ничего не знаю, поняла ты меня, нет? Ни-че-го.

— Примерно то же самое я слышала от Зимина, того самого гражданина, которого я задержала в офисе, — сказала я. — Только он, в отличие от тебя, еще и врача требовал. Нет, Андрей, я вовсе не хочу сказать, что ты имеешь прямое отношение к смерти Самсонова, — быстро добавила я, видя, как он оскорбленно дернулся. — Просто есть мысль, что метили вовсе не в Самсонова, а в тебя. И что тебе надо остерегаться. Поэтому я спрашиваю: кого ты подозреваешь в слежке за собой?

Лицо Шевцова дрогнуло. В этот момент мне показалось, что он вот-вот может расплакаться. В конце концов, он сейчас не столько суперфутболист и потенциальная звезда, задерганный известностью и вниманием к своей персоне, теперь еще и придавленный смертью друга и накачавший себя по этому поводу водкой. Испуганный мальчик.

— Я боюсь, — наконец сказал он довольно твердым голосом. — Я не знаю, что делать. Сегодня они срывают мой контракт, а завтра будут срывать проводки… с системы жизнеобе… обеспечения!

— Что ты имеешь в виду?

— А то! — почти выкрикнул он. — То, что моя мама лежит в клинике в Дюссельдорфе!

— Ах, вот оно что, — пробормотала я. — Ну конечно. Прости. Ты подозреваешь кого-то конкретно, но боишься сказать мне?