Клуб отъявленных негодяек (СИ)

— Знаешь, — сказала она, провожая взглядом группку из пяти человек, которые прошли так близко, что Оля могла слышать, как они говорят о чем-то по-французски. — Не люблю, когда вокруг много людей…

Миша снова щелкнул пальцами и все люди пропали. Оля стала озираться так активно, что кудряшки осыпали крохотными ударами ее лицо, а праздничный колпак съехал на шею. Оля не подозревала, что он еще у нее на голове.

— И когда так солнечно не люблю, — сказала Оля, стягивая колпак и швыряя на траву рядом.

Колпак пропал со следующим щелчком Миши. Вместе с ним пропало и солнце. Теперь они сидели в полном одиночестве на старом, местами пожелтевшим ковре, посреди поляны перед сияющей в темноте ночи Эйфелевой башни. Башня была будто бы украшена звездочками и так манила глаз, что Оля рассматривала ее с полминуты. Обнаружив, что ее рот приоткрыт, она мигом его захлопнула и сказала:

— И вообще Францию не люблю.

Миша вскинул брови.

— Ты же сказала, что никогда здесь не была.

— Давай следующую остановку, — сказала Оля. — Что там дальше? Колизей? Спас на Крови?

— Не думал, что тебе так сложно угодить, — сказал Миша, но пальцами все же щелкнул.

— Мне трудно угодить только тому, кто перед этим меня обидел.

— Ах вот как…

Своей вины Миша, кажется, так и не признал. Но Оля даже не заметила его последней реплики. Она задрала голову и не сдержала восторженного возгласа. В океанариуме она тоже никогда не была.

В какой они сейчас были стране, Оля не знала, да это было и не важно. Помещение было полностью закрытым. С трех сторон Олю и Мишу окружала вода. Стеклянные две стены и потолок создавали арку, за которой неторопливо проплывали небольшие белые акулы. Вода была нереального оттенка — синего, но отдавала одновременно и зеленым, и фиолетовым, и перламутровым. Наверняка, такому оттенку еще просто не придумали названия — иначе Оля его тут же вспомнила.

От масштабов голова начала кружиться, и Оля опустила руки на скамеечку, которая была покрыта ковром из ее комнаты. Лавочка стояла прямо посреди коридора, хотя обычно в таких местах они стоят у стены. Рядом снова ходили люди, их нисколечко не смущало, что лавочка стоит не на положенном месте.

— Ой, извини, — сказал Миша и в следующую секунду люди исчезли.

Оле они даже не успели помешать. Она еще не успела насмотреться на акул, чтобы замечать кого-нибудь еще.

— Смотри! — вдруг сказал Миша, указывая куда-то вниз.

Оля опустила взгляд и увидела маленького ската. Она могла поспорить, что он ей улыбается и яростно хлопает по стеклу плавниками тоже в честь Оли.

— Обалдеть, — только и смогла сказать она.

— Остаемся?

Миша удивился, когда Оля покачала головой и улыбнулась.

— Нет. Я знаю место получше.

Прежде, чем Миша успел спросить об этом, Оля щелкнула пальцами. Ветер тут же принялся взвинчивать волосы Оли и Миши, а в нос ударил запах моря. Запах странно-моря.

— Ну-у-у, — протянул Миша. — Сюда мы можем и в реальности прийти. Интересно же побывать там, где никогда не были…

Оля схватила Мишу за руку, чтобы он не смог щелкнуть пальцами. Хотя для того, чтобы сменить локацию, достаточно было просто представить себе новое место.

— А мне здесь нравится, — остановила его Оля.

Когда Оля стала отнимать от его ладони свою, он схватил ее за руку так же резко, как и она его только что.

— Как скажешь, — сказал он, посмотрев Оле в глаза.

Она не стремилась не забрать руку, не отвести взгляд. И то, и то были такими теплыми, что свежесть резких дуновений ветра со стороны странно-моря практически не ощущалась. Очень скоро Оле стало не просто тепло, а жарко. «И снова эта болезнь с беспочвенными скачками температуры», — подумала Оля, хотя уже знала, что никакой болезни нет, да и к тому же с такими симптомами.

Под правой ладонью она ощутила ворс ковра и поняла, что он накрывает то самое бревно, на котором они уже однажды так сидели.

Как для сна ощущения были уж слишком реальными. Запахи хвои и соленной воды смешались, образовывая аромат, который неплохо было бы какому-нибудь бренду запечатлеть в своих духах. Ветер был одновременно яростным, но вместе с тем теплым. Сидеть на поваленном стволе было неудобно, даже несмотря на толстый ковер, но и очень уютно. Ладонь Оли Миша сжимал и крепко, словно боялся выпустить, но и так нежно, будто не сомневаясь, что никуда Оля не убежит.

Ну и самым странным было то, что Миша так к Оле наклонился будто хотел ее поцеловать. Раньше он к такому не стремился. Даже скорее наоборот.

Оля слышала, как ее сердце стучит прямо в ушах. Она тоже немного склонилась и уже даже прикрыла глаза, как Миша вдруг ни с того ни с сего спросил:

— Тебе же восемнадцать лет исполняется?

26

— Да! — сказала Оля, распахнув глаза.

Миша не отстранялся и их губы маячили всего в нескольких сантиметров друг от друга.

— И ты теперь совершеннолетний человек? — спросил он.

— Неужели, это так важно?

— Конечно. Я же не хочу стать педофилом.

Оля рассмеялась. Затем она снова склонилась, почувствовав, что смогла убедить Мишу в том, что ничего такого не случится, если он ее все-таки поцелует.