Читаем Клуб пропавших без вести полностью

– А самое обидное, что я и правда пару раз бегала к издателю. Хотела донести до него свои идеи развития, спасти общее дело. Сколько раз зарекалась от подобных инициатив, дура! – Я с размаху врезала себе по лбу. – Сначала пыталась поговорить с главредом, объяснить, что мы не туда поворачиваем, печатаем откровенную муть, – и стала первым врагом. В отместку он взял в недавний номер скандальный материал Живчика. А кому, как не мне, знать, чем может обернуться подобная шумиха…

Анька понимающе закивала. В самом начале наших занятий в клубе я, горя желанием защитить несправедливо обиженного, вызвалась написать разоблачительную статью. В ней не было ни слова неправды, но поднявшийся следом ажиотаж принял невиданные масштабы и сослужил герою плохую службу, лишив покоя, а потом здоровья и жизни. Эта история лишний раз напомнила мне об ответственности за каждое, даже брошенное вскользь слово, и теперь я с особым трепетом относилась к персонажам журнальных материалов. Увы, мои попытки достучаться до коллег выставили снобизмом и морализаторством, а исключительно деловое общение с шефом – пошлой служебной интрижкой.

Меня по-настоящему волновало бедственное положение, в котором оказался перспективный журнал, хотя, чего греха таить, была у этого энтузиазма и другая причина. Я с головой бросалась решать рабочие проблемы, пытаясь найти спасение от личной трагедии, чтобы не думать, не вспоминать, не переживать… Но справлялась я плохо. Так и тянуло закутаться в черную, под стать поглотившей меня скорби, одежду и замкнуться в себе. А перед памятным инцидентом в ресторане… словом, Живчик не ошибся, я действительно была крайне подавлена. Тогда, в начале апреля, моему обожаемому возлюбленному могло исполниться тридцать четыре. Могло – но никогда уже не исполнится, и осознание этого медленно, мучительно сводило меня с ума.

– Алик ни за что не дал бы тебя в обиду, – словно услышав мои мысли, вздохнула подруга и грустно хихикнула. – Помнишь его панацею от всех бед? Он точно набил бы этому Живчику морду!

Я невесело улыбнулась, почувствовав, как к глазам подступают слезы. Сколько же еще я буду страдать? Наши с Аликом отношения длились каких-то пять месяцев, а с момента трагедии прошло уже вдвое больше. Подруга-психолог со знанием дела уверяла, что время лечит, но какое там… Просыпаясь, я первым делом открывала фотографию своего красавца в телефоне, проверяла мессенджер, не иначе как в бреду надеясь увидеть заветное «В сети». Однажды, в приступе острой тоски, я даже скинула на номер Алика сообщение с одним словом – «Скучаю». А в день его рождения собралась с духом и приехала к дому, в котором мы когда-то недолго жили вместе. Просто стояла внизу, забыв обо всем на свете, и смотрела на свет, горевший в окне на последнем этаже. Чужой свет в уже чужой квартирке, где мы когда-то были так счастливы…

– Ты снова туда ездила? Который уже раз? – Анька верно считала мое выражение лица и укоризненно покачала головой. – Рита, я все понимаю, но хватит травить себе душу! Ты замыкаешься, люди это чувствуют и избегают тебя. Сама не даешь себе шанса быть счастливой! Попробуй с кем-нибудь встретиться. Кстати, а что ты думаешь насчет вашего шефа? Ну-ну, не делай такие глаза, а лучше взгляни на него иначе… Да, он намного старше, но я же помню по фоткам: шикарный мужик! И тебе, кажется, благоволит.

Ага, ну конечно! Благоволил он мне потому, что я чуть ли не единственная из его сотрудников искренне пеклась о судьбе издания. Наверное, идея завести служебный роман и стать «серой кардинальшей» в издательстве была не так и плоха – представляю, как скривились бы мои недоброжелатели во главе с опостылевшим Живчиком! Но, увы, я даже в мыслях не могла представить себя с каким-то другим мужчиной, кроме моего заботливого и порывистого Алика. Так что зря Анька тратит на меня свое красноречие. Безнадежный случай, и вообще – кто бы говорил!

– Я – другое дело, – привычно заупрямилась подруга, после серии сокрушительных разочарований зарекшаяся от новых попыток устроить личную жизнь. И, доверительно придвинувшись, сообщила: – Знаешь, а ребенка мне хочется… Усыновить одинокой женщине непросто, остается родить. Как сейчас принято говорить, «для себя». Надо бы изучить вопрос, наведаться в банк доноров. Ну что ты опять так смотришь, Ритка! Сказала ведь: никаких больше отношений!

Я и правда поначалу встрепенулась, но потом, пока официантка подавала нам мороженое, поразмыслила – и пришла к выводу, что это, пожалуй, неплохой выход. Особенно для таких неисправимых однолюбок, как мы с Анькой.

– Разведаешь что-нибудь – сообщи! – выпалила я и, наткнувшись на изумленный взгляд подруги, поспешила перевести разговор на более актуальную тему. – А пока мне нужно сосредоточиться на этом бредовом задании. Или все-таки уволиться.

– Эй, даже не вздумай, борись до последнего! Уйдешь, и что дальше – снова будешь лить слезы в заточении? – с пылом набросилась на меня Анька. – По поводу книги ведь, как я понимаю, новостей по-прежнему нет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза