А когда все бракоразводные документы будут подписаны и ей придется оставить дом, куда идти? В гостиницу? О гостиницах да квартирах она и понятия не имела, как не знала и о том, как жить в одиночку, без сторонней опеки. Она не умела готовить, не знала, как покупают продукты, убирают дом или стирают белье. Для этого всегда существовали слуги. На следующий день после свадьбы Алекс уволил кухарку, домработницу и садовника, заявив, что это баловство, куда дешевле обойдутся нелегальные иммигранты. Тогда-то он и нанял Марию и Хосе и платил им наличными.
Может, после того как появится новая квартира, удастся нанять домработницу? Да, но хватит ли денег? Положим, отец оставил ей немало, но распоряжался наследством по ее доверенности Алекс, а разве он не говорил ей, что все доходы съедает содержание дома? Правда, если они расстанутся, проценты, надо полагать, будут перечисляться ей, а не на его счет, как сейчас.
Все, что имело отношение к деньгам и счетам, вызывало у Ариэль головную боль, но все равно она собиралась поговорить сегодня на эту тему с Арнольдом Уотерфордом. Потом возник соблазн порасспрашивать женщин, с которыми она обедала, но стыдно было демонстрировать свое финансовое невежество. Они так непринужденно держатся, так уверены в себе. И зачем только нужна им эта группа поддержки?
Шанель Деверю – она почти такая же решительная, как Алекс. Вся из острых углов. А эта странная полуулыбка, будто она находит происходящее чрезвычайно забавным. В присутствии Шанель Ариэль было не по себе, хоть та и вела себя так, словно они давние подруги. Может, Шанель потому столь мила, что Лэйрд ее кузен? Эта женщина много говорила о нем, наверное, они близко знакомы.
А эта, с торчащими волосами и странным именем, Морнинг Глори Брауни – настоящая злючка, кажется, вот-вот готова в тебя вцепиться и всю душу вытрясти. Когда этот славный старичок официант спросил, не нужно ли чего еще, она выставила подбородок и заявила, что, да, нужно, почему мне, как другим, не налили воды в стакан? Впрочем, отчасти она права, он действительно не то чтобы обходил Глори вниманием, но обращался с ней как-то настороженно.
Стефани, ну, та, что живет со своими сыновьями-близнецами на Милл-Вэлли, она мила, приветлива, хотя и видно, что себе на уме. Держится она, как бы сказать, по-матерински, что удивительно, ведь она такая красивая и совсем еще не старая.
Пожалуй, бледный лоб, розовые щечки и теплый взгляд придают ей некоторое сходство с женским портретом кисти Моне, что висит в одной из гостевых комнат. Даже не поверишь, что у нее четырнадцатилетние сыновья.
Остается профессорская жена, Дженис. Эта – настоящая наседка, всех втягивает в беседу, проследила, чтобы никто не забыл оставить адреса и телефоны. Похоже, она из этих дам, клубных организаторов, порядок навести умеет.
Такси притормозило у дома Ариэль, и она расплатилась с водителем, оставив слишком щедрые, кажется, чаевые, не зря он так рассыпался в благодарностях. Она всегда путается, как только дело доходит до чаевых. Раньше, когда полагалось платить десять процентов, а не пятнадцать, как сейчас, было куда проще.
Открыв дверь, Ариэль вздохнула с облегчением. Наконец-то она дома. Здесь всегда пахнет по-особому, резковато: запах мраморной крошки перемешивается с запахами потертой кожи, старых бумаг, старого дерева, старых снов. И никакая уборка, никакая полировка не убивают этого запаха. Ей-то все равно, но Алекс постоянно ворчит.
Поднимаясь по лестнице, Ариэль услышала мужские голоса; они доносились из большой комнаты, которая некогда была библиотекой, а сейчас переделана под кабинет Алекса. Вдоль стен расставлены полки с книгами, оставшимися от отца и деда. Алекс, впрочем, к ним не прикасался – философия, археология и история его не интересуют.
– Не надо, – ответил он, когда она как-то предложила поменять их на литературу, более соответствующую его вкусам. – Книги в кожаных переплетах всегда производят впечатление, создается определенный имидж.
Когда она впервые пришла к Алексу на консультацию – это было три года назад, – его кабинет помещался в центре города, в одном из новых больших домов. Поначалу ее оттолкнули агрессивно-модерная обстановка, востроглазая секретарша да и сам Алекс. Его волосы, прямые, густые, тронутые сединой, поднимавшиеся надо лбом, как петушиный гребешок, его брови вразлет напугали ее, но одновременно внушили какое-то чувство защищенности. Может, потому, что он чем-то напоминал ей отца Но голос у него был свой – вкрадчивый и завораживающий. Вскоре ей, впрочем, предстояло убедиться, что он может и урчать, как кошка, и хлестать, как кнут.
А когда Алекс впивался в нее своими голубыми глазами, отвернуться было невозможно.