Клуб самоубийц. Черная стрела

И с этими словами она повернулась и продолжила путь.

Фрэнсис возвратился к себе с неспокойным сердцем. За все утро перевод Эвклида почти не продвинулся, и он больше времени провел у окна, чем за импровизированным письменным столом. Но, кроме возвращения мисс Ванделер и ее встречи с отцом, который курил трихинопольскую сигару на веранде, в саду дома с зелеными ставнями до обеда не произошло ничего заслуживающего внимания. Молодой человек наскоро удовлетворил аппетит в соседнем ресторанчике и, подгоняемый неослабевающим любопытством, чуть ли не бегом вернулся в дом на улице Лепик. Там он увидел неожиданную картину: рядом с садовой стеной слуга в ливрее, сидящий верхом, прогуливал оседланную лошадь, а привратник из дома с фронтоном покуривал трубку, прислонившись плечом к дверному косяку, и с интересом разглядывал слугу и коней.

– Вы только посмотрите на этих лошадок! – воскликнул он, когда молодой человек подошел. – Чудо! А какая ливрея у слуги! Они принадлежат брату месье Ванделера. Он сейчас здесь, в доме. Генерал – известный человек в вашей стране. Да вы наверняка слышали о нем.

– Должен признаться, – покачал головой Фрэнсис, – я никогда раньше не слышал о генерале Ванделере. У нас много офицеров в таком звании, да и я никогда не интересовался армией.

– Так ведь это именно он потерял знаменитый индийский алмаз. Об этом-то вы, без сомнения, читали в газетах.

Как только Фрэнсис сумел отделаться от привратника, он взлетел по лестнице к себе и прильнул к окну. Прямехонько под просветом в ветках каштана за одним из столиков курили сигары и разговаривали двое мужчин. Генерал, краснолицый, еще не окончательно утративший военную выправку мужчина, имел некоторое фамильное сходство с братом: немного походил на него чертами лица, немного (хоть и совсем чуть-чуть) свободной и властной осанкой, но был старше, мельче и держался намного проще. Он скорее напоминал карикатуру на брата и рядом с диктатором так и вовсе выглядел слабым и немощным созданием.

Они низко склонились над столом, и беседа явно очень занимала обоих, но говорили они до того тихо, что Фрэнсис мог различить лишь обрывочные фразы и отдельные слова. Несмотря на это, он был уверен, что разговор шел о нем самом и о его судьбе. Несколько раз его слух улавливал слово «Скримджер», ибо различить его было очень просто, но ему казалось, что еще чаще он слышал имя Фрэнсис.

Наконец генерал, словно распаленный гневом, выкрикнул довольно громко:

– Фрэнсис Ванделер! Говорю тебе, Фрэнсис Ванделер! – При этом ударение он сделал на последнем слове.

Диктатор пошевелился всем телом, как будто соглашаясь и одновременно выражая презрение, но ответ его был слишком тихим и не достиг ушей молодого человека.

«Это меня они называли Фрэнсисом Ванделером?» – подумал он. Они обсуждали имя, под которым ему предстояло венчаться? Или все это сон? Порождение его собственного тщеславия и эгоизма?

После еще нескольких минут приглушенного разговора пара под каштаном, похоже, снова разошлась во мнениях, и снова генерал повысил голос настолько, что его слова стали слышны наверху.

– Моя жена? – воскликнул он. – Я расстался с ней! Навсегда! И слышать о ней не хочу. Меня от одного ее имени тошнит.

И, ударив кулаком по столу, он громко выругался.

Судя по движениям, диктатор стал по-отечески успокаивать его и вскоре повел к садовой калитке. Братья довольно тепло пожали друг другу руки, но, как только за гостем закрылась дверь, Джона Ванделера охватил приступ хохота, который Фрэнсису Скримджеру показался недобрым, даже демоническим.

Потом прошел еще один день, который не принес ничего нового. Но молодой человек помнил, что следующий день – вторник, и обнадеживал себя новыми открытиями. Чем это могло для него обернуться: счастьем или горем – об этом ему не было ведомо, но, по крайней мере, он узнает хоть что-нибудь. А если повезет, так и доберется наконец до разгадки тайны, окружающей его отца и семью.

Пока приближалось время обеда, в саду дома с зелеными ставнями шли приготовления. На тот столик, который был виден Фрэнсису сквозь листья каштана, поставили смены тарелок и продукты для салатов, а второй, почти скрытый из виду, был приготовлен для обедающих. Фрэнсис смог рассмотреть белизну скатерти и блеск серебряного подноса.

Мистер Роллз прибыл минута в минуту. Он был насторожен и разговаривал негромко и немногословно. Зато генерал, напротив, был, как никогда, весел, и из сада то и дело доносился его смех, который звучал молодо и приятно для слуха. По интонации и частым переменам его голоса можно было догадаться, что он развлекает своего гостя забавными рассказами о разных народах и изображает звучание их речи. Еще до того, как был допит вермут, от недоверия между ним и молодым священником не осталось и следа и они болтали, точно парочка однокашников.