Клуб «tenebris»

    Вывод оказался плачевным. Такая молодец, идущая правильным путём, нашедшая подход к Борхану, внушившая более простой выход решения проблемы, почти помирившая семью, и такая глупая, бесполезная, беспомощная для себя самой, не способная найти выход для своей боли. А есть ли он? Можно ли просто взять и вырезать измученную душу, подштопать разрывы, залатать пробоины, а затем вшить обратно, уже излеченную, обколотую анестезией, обласканную руками чудо-врачей, лишённую памяти? А нужно ли? Зачем душа, непомнящая прошлого, не чувствующая эмоций, парализованная обезболивающими, вся штопанная-перештопанная, лишённая жизни?

Глава 35

    Кое-как протащился январь, прополз мимо февраль, а я всё пахала, как каторжная, и страдала, как проклятая. Боль меньше не стала, но загруженность притупляла её, позволяя свободно вдохнуть хотя бы днём. Четыре мировых соглашения, шесть дел, поданных в суд, три папки в предварительной работе.

    Нурсану вернули Борхану, но на выгодных условиях для неё. Как бай сопротивлялся брачному договору, как мучился от жадности и попранной гордости. Где это видано, чтобы у зани было преимущество перед мужем, рычаг давления? А если учесть увеличенный калым и недовольство старших жён, что самую младшую так выделяют, Борхан круто попал. Но, как говорится, за большую глупость приходится много платить.

    Двое из ларца, одинаковы с лица, продолжали караулить нас каждый вечер, правда Арсений, кажется, делал это по привычке. Он уже не так рьяно умолял Тошку вернуться, да букеты всё чаще отсутствовали в его руках. Тонька переживала, нервничала, но из солидарности продолжала упрямится.

- Тош, ну не будь ты такой упёртой, - уговаривала её за посиделками с вином. – У тебя взгляд влюблённой кошки, а ты морду воротишь. Сенька же ни в чём не виноват, а твоё поведение смахивает на выбор Глеба. Тот тоже прикрыл своё предательство дружбой. Не поступай так с парнем, не гони его.

    Тошка разводила руками, не зная, что ответить, чем оправдаться, и обещала подумать. На протяжении двух недель она думала, а получив шикарные цветы на женский день почти решилась. Вот только девятого марта мужчины не пришли. Тоня долго ковырялась в сумочке, стоя на крыльце, с надеждой смотрела на въезд, оправдывая их отсутствие пробками или поломкой машины. Первый раз за эти месяцы с парковки тащила её я.

    Полночи прошли в слезах. Оказалось, что Тонька хороший компаньон в наматывании соплей, и с ней очень комфортно их жевать, ругать бесчувственных тварей и жаловаться на жизнь, проходящую мимо таких красивых девчонок. А утром, стоило включить на работе компьютер, меня поразил ещё один удар. Рядом с ножевым ранением предательства в груди зияла дыра от разрывной пули.

    Новостная колонка пестрила событиями вчерашнего дня. Только дурак не освятил грандиозное мероприятие гвоздём которого стала помолвка единственной дочери Николая Михалёва с преуспевающим юристом Глебом Казарцевым. И счастливая невеста, льнущая к жениху во всевозможных ракурсах.

    Ощущение, что саданули в солнечное сплетение, перекрыв подачу воздуха. Боль стремительно растекалась по телу, оплетая по очереди жизненно важные органы, сжимая их когтистой лапой, и перетекала в конечности, делая их тяжёлыми и неподъёмными. Медленно сползала на пол, жадно пыталась глотнуть спасительный кислород, расправить лёгкие, запустить застывшее сердце, но все мои попытки были безрезультатны. Душа перестала существовать, а тело отказалось жить без неё.

- Лера, дыши! Давай, хорошая, делай вдох! Давай, моя умница! Не смей отключатся!

    Вдох, маленький, режущий, с надрывом, минутное прояснение в глазах, Сергей, трясущий меня и шлёпающий по щекам, мертвенно бледная Тоня, набирающая в скорую, а после темнота, тяжёлая, вязкая, удушливая.

- Что же вы себя не бережёте, милочка. Нервное истощение, стресс, потеря веса.

   На до мной склонился неизвестный мужик в голубой робе и смешной шапочке на голове. Стерильность, лекарственный запах, рассеянный свет, проникающий сквозь жалюзи.

- Мы вас прокапали, ввели успокоительное, взяли анализы…

- Простите, где я? – перебила мужика.

- Как где, милочка. В больнице. Хорошо, что вовремя вас привезли, иначе… Ну чего я о плохом. Вам надо…

- Сколько я здесь?

- Вчера привезли без сознания. Сердечный ритм восстановили, давление привели в норму. Вам теперь нужно хорошо питаться и больше отдыхать, иначе не выносите ребёночка.

- Какого ребёночка? - зависла окончательно.

- Что значит какого? Девять-десять недель. Точнее гинеколог скажет. А ты давай, поешь. Сил надо набираться.

    Врач ушёл, вколов что-то в капельницу, а я тупо уставилась в потолок, не до конца проникнувшись его словами. При чём здесь ребёночек, и кого я должна выносить? Осознание кралось тихо, пригибаясь к полу и стараясь не шуметь, а затем прыгнуло, вдарив многотонным весом в грудь.

    Мне явно что-то вкололи умиротворяющее, потому что, кроме тяжести в месте проникновения осознания, всё остальное плавно подёргивалось в такт успокоившегося сердца. Даже мой мыслительный процесс проходил без истерично прыгающих вопросов и неадекватных ответов.