Клуб "Твайлайт". Часть 1

До сих пор Макара не устраивал в Ренате Тимуровиче только склочный характер шефовой пассии, но после разрыва с Альбиной, инициатором которого стал сам Муратов, жизнь наладилась, а Макар окончательно проникся к шефу безмерным уважением. Разница в возрасте между ним и Ренатом была не такой уж большой, но Макару Муратов и его друзья всегда казались солидными, состоявшимися, зрелым. Может, из-за должностей и денег? Может. Но вряд ли только. У университетских друзей генерального были хватка и харизма. И вера в шефа. У них Макар все эти месяцы учился той самой пресловутой лояльности. Даже у легкомысленной Надежды Александровны, у которой пятниц на неделе было гораздо больше семи, которая могла спорить с Муратовым до хрипоты и драки в буквальном смысле, но которая всегда уступала Ренату и однажды, после очередной бурной ссоры с хлопаньем дверью, торжественным уходом и не менее торжественным возвращением, поймав изумленный взгляд Макара, сипло объяснила:

— Эпатаж, ворчание и брюзжание входят в список моих обязанностей, мальчик.

Друзья шефа определенно что-то о нем знали. Быть может, видели на Муратове печать божьего внимания?

Сам Макар и не мечтал к тридцатнику хоть отдаленно похоже преуспеть в жизни. И с родственниками не повезло, и таланта особого бог не дал. Впрочем небольшая надежда стать кем-то более значительным все же оставалась — недавно шеф начал поручать ему дела скорее секретарского характера: составить расписание на день, сделать кое-какие звонки, пообщаться с персоналом. Макар расценил это как маленькое, но успешное продвижение по службе. К сожалению, наблюдательная Альбина Викторовна сделала аналогичный вывод. То, что девушке генерального страсть как хотелось приобщиться к его бизнесу, Макару стало понятно с первых же дней работы у Муратова. Альбина именно себя видела в качестве секретаря и личного помощника владельца «Твайлайта». Макар не стал бы переходить хозяйке дорогу, если бы у него был выбор, он просто выполнял приказы. Столкновение интересов значительно осложнило его жизнь. Хорошо, что Альбина Викторовна ушла. Пусть никогда не возвращается. Странно, что шеф не замечал ее стараний. А может, как раз замечал?

— Я поеду, — встрепенулся Макар, выйдя из задумчивости.

Артем и Вадим уже давно вели им только понятный неспешный разговор на извечном языке людей, предпочитающих одну марку пива.

— Давай, — Вадим на прощание поднял в воздух руку. — Завтра отчитаешься. Хотя … сам с утра заеду, помогу с реанимацией.

Ярник и Олейников остались за столиком вдвоем. Артём посмотрел, как отъезжает от стоянки черный лексус и вздохнул:

— Это когда-нибудь пройдет? Не мальчик же двадцатилетний. Пора вылечиться. А спроси — зенки свои черные вытаращит, будто дело совсем в другом.

— Может, и в другом, — предположил Вадим, с удовольствием отхлебывая из кружки и разглядывая ее содержимое против тусклой лампочки на стене забегаловки. — Одно дело разлюбить, другое — простить. В трезвом виде это еще контролируется, а стоит дать слабину — вот вам и макрозадача, вылезает из подсознания кровавыми буквами по экрану: Убить Лёху! Серия надцатая, не подумайте, ради бога, что последняя.

— Не, не другое это, — вздохнул Олейников. — Все одно.

Вадим промолчал. Спорить было не о чем. Все уже давно переспорено. Это так, круги по воде. Иногда приходит волна, которая только кажется обессилевшей и вялой, но вспомнишь, где эпицентр, и потянет в прошлое. А нечего в то прошлое лезть. А уж для него, Вадима, это и вовсе опасно.

Посёлок Лесенки, июль 2017 года

… — Вот, послушай, — сказал Ренат.

Он вытащил один наушник и воткнул его Марине в ухо. Та потянулась ближе, наклонилась, дыша ему в подбородок, — шнур у наушника был короткий.

— Красиво как. Что это?

— Это Кинг Кримзэн, «При дворе малинового короля».

— Кинг — это по-английски король, да?

— Угу.

— Ура, я кое-что знаю!

— Знает она… Уж чего-чего, а новых слов для тебя тут много, — Ренат, фыркнул теплым Марине в волосы. — Прогрессивный рок, семидесятые. Куча смысла, не то, что сейчас.

— Семидесятые? Такое старьё?

— Сама ты… Это же золотой век рока! Слушай, самая красивая часть. Я треки порезал, потому что ты не выдержишь. Композиция называется «Эпитафия».

— Грустная.

— Да, веселого мало. Самое лучшее — всегда невеселое.

— Почему?