Клуб знаменитых капитанов. Книга 1

— Тогда молчите! Не перебивайте! — крикнул увлечённый Мюнхаузен. Его глаза засверкали, как два драгоценных камня в лучах солнца. Сейчас уже его никто бы не удержал. Речь его полилась бурным потоком, заливая Тартарена. Дикие утки уносили барона под самые разные широты. — Но мне не повезло. Вместо уютной кают-компании я попал в циклон! С ураганной скоростью совершаю… я успел сосчитать… восемнадцать витков! Вокруг экватора! Гляжу в океан. Нептун грозит мне трезубцем. Очаровательная морская наяда приглашает выкупаться в солёной воде. Посылаю воздушный поцелуй! Но циклон заносит меня к Полярному кругу. Льды! Белые медведи! Королевские пингвины! Четыре витка над снежной пустыней превращают вашего покорного слугу в ледяную сосульку! Если угодно — в «эскимо»! Но антициклон увлекает моих уток в тропики. Оттаиваю… Иду на посадку. Иду? Не то слово! Падаю камнем! Ещё мгновенье… и — катастрофа! Конец! Ни завещания, ни мемуаров — ничего! Спасение приносит внезапно налетевший смерч. Он закручивает меня вместе с утками до самых облаков! И выше! Выше! Чувствую, что теряю весомость. Достаю безмен — взвешиваюсь… И — о, ужас! Вместо шестидесяти двух килограммов, я уже вешу только сорок четыре! Сорок! Тридцать два! Шестнадцать килограммов! Восемь! Пять! Три килограмма семьсот граммов! Когда я родился, я весил столько же — три семьсот. Я инстинктивно закричал: «Ма-ама!..» А стрелки весов тем временем скакнули вниз. Два килограмма. Один! «Что же будет дальше?» — с ужасом подумал я. Вот уже полкило! Сто грамм! Ну, разве это вес для Карла! Фридриха! Иеронима! Мюнхаузена? Четыре грамма! И, наконец, ни одного!.. Начинаю парить среди стаи уток в высших слоях атмосферы. А мозг лихорадочно работает, работает: неужели Мюнхаузен будет вечно носиться вокруг Земли? Станет спутником… небесным телом и будет нанесён на карту звёздного неба! В этот момент со мной сталкивается метеорит. От страшного сотрясения я меняю орбиту и лечу на Землю. Пробиваю перистые облака… кучевые. А затем, воспользовавшись сильным воздушным течением, планирую, раскрыв длинные фалды моего камзола, и влетаю в раскрытое окно магазина подписных изданий на Кузнецком мосту. Быстро нахожу на книжных полках первый томик Диккенса. Одалживаю у добрейшего мистера Пиквика почтовый дилижанс и мчусь в нашу библиотеку. На всякий случай — опять достаю безмен — взвешиваюсь. Увы! Всего пятьдесят килограммов. Я потерял двенадцать кило за несколько минут моего необыкновенного путешествия. Но зато приобрёл особую весомость поборника истины!.

— Ну, что ж… у каждого барона своя фантазия, — заметил Тартарен, не скрывая иронии.

— Что вы хотели этим сказать? — сухо спросил Мюнхаузен.

— Да, ничего… просто я вспомнил французскую поговорку.

— Нет, не просто вы вспомнили эту поговорку. Я настаиваю, чтобы вы говорили со мной без намёков.

— Если вы так настаиваете, я вам скажу всю правду.

— Да… интересно что скажете? — высокомерно спросил Мюнхаузен, постукивая каблуком.

Тартарен с наивной откровенностью ребёнка, добродушно улыбаясь, неожиданно выпалил:

— Барон, вы лжёте.

— Это что: цитата из «Скупого рыцаря»?

— Нет, это цитата из самого Тартарена!

— Защищайтесь! — вспыхнул Мюнхаузен.

— Дуэль?! Я к вашим услугам, милостивый государь. Но только на шпагах, на шпагах, а не на шпильках!

Благоразумие покинуло обоих. Мюнхаузен не переносил никакого подозрения во лжи, даже намёка на то, что он мог солгать. И барон тотчас выхватил шпагу из ножен.

Любимец Тараскона, несмотря на свой мягкий характер, иногда взрывался. Сказывался южный темперамент. Это случилось и на сей раз.

На лестнице звенели шпаги. Трудно было предвидеть, что толстяк проявит такую ловкость. Оказывается, знаменитый охотник за фуражками, невзирая на свои сто десять килограммов, прекрасно фехтовал. Но Мюнхаузен ему тоже не уступал.

То и дело на лестнице раздавались их возгласы: «Удар!.. Мимо!..» Но всё-таки Мюнхаузену удалось остриём шпаги подцепить малиновую феску Тартарена.

— Отдайте феску! — завопил любимец Тараскона. — Я не могу фехтовать с открытой головой. Здесь сквозняк! Меня продует!

— Прошу, — галантно откликнулся Мюнхаузен и протянул шпагу.

Тартарен снял с острия свою любимую феску с кисточкой, надел на голову. Заметно было, что толстяк устал. Он еле дышал.

— Как же так? Нарушение традиций.

— Каких традиций? — спросил Мюнхаузен, нахмурив брови.

— Дуэль без секундантов?! Я требую…

— Пожалуйста, — перебил его Мюнхаузен, посмеиваясь. — Пусть наша кают-компания… все знаменитые капитаны будут нашими секундантами!

Он с шумом распахнул дверь в библиотеку и широким жестом пригласил своего противника войти первым. Тартарен юркнул в прихожую. Вдогонку летели насмешливые слова.

— Дик! Занесите в журнал точное время гибели любимца Тараскона!

Мюнхаузен не успел ещё затворить за собой двери, как к нему подбежал Тартарен и взволнованно прошептал, забыв всё, что было между ними на лестнице:

— Дорогой Карл, там темно… в кают-компании никого нет, милый Фридрих!.. Пусто, мой друг Иероним!.. Увы! Ни медам, ни месье, не говоря уже о знаменитых капитанах.