Мадианитянин не ответил. С каменным лицом он сделал несколько вальяжных шагов по ковру, при этом направляя свой взор в сторону от меня. Отрешенный взгляд Гасана был устремлен в темноту внутреннего дворика.
Когда он вновь обратился ко мне, то его голос звучал словно из загробного мира:
— Полагаю, настало время узнать правду, Саргон.
— Правду? Какую еще правду?!
Он обернулся. Свет от факела придавал его смуглому лицу устрашающее выражение, как и злорадная ухмылка, появившаяся на пухлых губах.
— Так и думал, что не догадаешься, — довольно произнес Гасан, — хоть ты и возомнил себя гончей, нюх тебя, ожидаемо, подвел, — тут он покачал головой, — ну, какой может выйти из бывшего ремесленника искатель предателей? Дерьмовый! — мадианитянин хохотнул, от чего я покрылся испариной.
— Ты... — протянул я, чувствуя, как перехватывает дыхание, а шок от услышанного заглушает боль в израненном теле, — ты...?!
— Быстро соображаешь, — подмигнул он, — хоть и выглядишь, как недорезанная свинья, котелок варит неплохо.
— Невозможно, — прошептал я, — тебя не было в тот день возле...
— Возле шатра с винными запасами, где ты прятался? — хмыкнул Гасан, а затем огляделся. — Ах, какая жалость, присесть негде. Но ничего, — тут он опустился прямо на ковер, продолжая держать факел в левой руке и скрещивая ноги, — я не настолько привередлив, как та сука, которую ты трахаешь.
Мое лицо перекосило от гримасы ярости:
— Не смей о ней так говорить!
— Да брось, — махнул он рукой, — Бастет никогда не ставила меня всерьез и считала себя выше остальных, — тут Гасан слегка подался вперед, — даже не представляешь, насколько от этого трясет. Азамат не позволял такого отношения. Так... о чем я? Ах да, тот день на стоянке караванов, — ухмылка слетела с лица Гасана, словно пожухлый лист. Я до сих пор не мог поверить, что передо мной сидит тот же забулдыга-дурачок, коим мадианитянин все время представлялся. Сейчас на пурпурном ковре сидел совсем другой человек. И я был потрясен этой переменой не меньше слов, вылетавших из его уст. — Ты никак не можешь понять, как я мог оказаться предателем, ведь заговорщик упоминал мое имя? — тут он подмигнул, но без улыбки, от чего стал выглядеть еще более зловеще.
Я промолчал, продолжая не сводить глаз с мадианитянина. Мой мозг живо работал, несмотря на жар и жгучую боль в руках и левом бедре, пытаясь придумать план, как выбраться из этой ситуации. Тем не менее, уши жадно ловили каждое слово.
— Что, — издевательски поинтересовался Гасан, — нет никаких догадок? Так и знал, что ты недалекий мушкену. Хотя проблески ума у тебя иногда появляются, — он положил правую руку на колено и цокнул языком, — я дам тебе подсказку. Помнишь нашу встречу? Ту, когда ты велел доставить Тарару для изучения таблички?
— Да, — процедил я сквозь зубы.
— Помнишь, что я тогда говорил?
— Что тебя интересует только выпивка.
— Пфха! — Гасан закатил глаза. — Вижу тебе, все-таки, крепко досталось. Хорошо, так и быть, я напомню. А сказал тогда следующее — что до того, как присоединиться к Азамату, я был бродячим актером. А бродячий актер легко может изменить свои голос и речь, как ему вздумается.
Услышав его последнюю фразу, я вздрогнул, и это не укрылось от Гасана.
— Не ожидал такого, а?
— А что, если бы я покинул шатер и застал тебя за этим представлением? — проскрежетал я, чувствуя, как ладони, несмотря на боль, сжимаются в кулаки. Никогда в жизни еще не ощущал себя таким обманутым. Словно дряхлый старик, у которого местная детвора украла куриные яйца под благородным предлогом.
Гасан широко улыбнулся, демонстрируя стройные ряды зубов:
— Тогда твоя жизнь оборвалась бы прямо там. Но ты не вышел. Я знал, что не выйдешь, — он вновь подался вперед, убрав улыбку с лица, — кишка тонка, — тут Гасан выпрямился и ухмыльнулся, — но, должен признать, со временем она у тебя прибавила в весе.
— И все ради власти? Чтобы занять мое место?
— Твое место? — презрительно переспросил мадианитянин. — Все прекрасно знают, что истинной главой после смерти Азамата является Бастет, а ты пользуешься ее благосклонностью, не более.
— Почему же вы выполняли мои приказы?
— Мы разбойники, — Гасан сощурился, — но не варвары. Свои принципы имеем.
— Ты не имеешь никаких принципов, скользкая тварь! — рявкнул я, при этом чувствуя, как силы уходят из моего тела вместе с кровью, ручьями вытекающей из колотых ран.