Клубок со змеями (СИ)

Свое шествие до зала суда я помнил урывками. Какая-то часть пути осталась в памяти, а другая была полностью стерта, словно табличку для письма покрыли свежим слоем глины. Проход по коридору темницы в сторону выхода — пустота. Подъем по лестнице — снова пустота. Но вот сам выход на солнечный свет, чувство невыносимой рези в глазах от ярких лучей, такое, что пришлось сильно зажмуриться, ибо я опасался потерять зрение — это помню отчетливо. Видимо, настолько сильными оказались боль и страх в тот момент. А затем снова пустота. Гнетущая, неумолимая пустота, которая начала рассеиваться лишь тогда, когда я почувствовал. Почувствовал этот запах. Блаженный аромат. Я даже поначалу не поверил. Решил, что мне снится очередной бредовый сон. Но запах не улетучивался. Не проходил. И тогда я рискнул разомкнуть веки. Туман рассеялся, и я обнаружил, что сижу на скамье за небольшим деревянным столом. Руки по-прежнему сцепляли кандалы. Но все мое внимание было приковано к нему — кувшину. Небольшого размера, с нанесенным черной краской узором антилопы, он стоял посредине стола, молчаливо маня к себе, словно вавилонская блудница. И я не смог противиться искушению. Резко наклонившись вперед и скребя цепями по дереву, мои руки схватили драгоценный сосуд. С безумными глазами, я поднес кувшин к пересохшим губам. В горло полилась долгожданная жидкость, а из глубин моих недр вырвался стон удовольствия. Живительная влага разлилась по внутренностям, заставляя отступить мучительное жжение.

«Богатство слаще воды» — услышал я однажды от какого-то вельможи.

Сейчас, в сей сладостный момент, я готов был расхохотаться ему прямо в лицо.

Полностью утолив мучившую жажду, и опустошив кувшин примерно на половину, я довольно крякнул и осмотрелся. Сосуд поставил обратно на стол, однако установил его рядом с собой, готовый в любой момент вновь жадно припасть к его краям.

Я находился в широком прямоугольном зале, стены и высокий потолок которого были выложены из обожженного кирпича, покрытого синей глазурью. Все стены украшали барельефы желтых львов, горделиво вышагивающих в одном направлении. На полу расстилался узкий красный ковер. Напротив меня у другой стены стояли стол и скамья, точь-в-точь такие, за которыми сидел я. Однако они пустовали. А вот длинный деревянный стол из прочного дуба с барельефом золотого быка, стоявший по правую руку от меня на небольшом возвышении, отнюдь не был таким пустым. За ним на фоне широкого окна, сквозь которое прорывался солнечный свет, расположились четыре человека. Гладковыбритые, чистые и ухоженные лица со сверкающими лысыми головами. Пытливые глаза направлены в мою сторону, и в них сквозит примесь любопытства и презрения. На всех четверых одинаковые светлые рубахи безупречной чистоты и рукавами до локтей. Нижнюю часть их одеяний я рассмотреть не мог, ибо они скрывались под столом. То, что это были жрецы Эсагилы, я догадался почти сразу. Однако самого Верховного жреца, судя по всему, среди них не было, что меня не слишком удивило. У него наверняка есть занятия поважнее, нежели выслушивать дело жалкого оборванца.

Рассматривая каждую мелочь окружения, я не сразу заметил, что позади меня стоят два вооруженных стражника в пластинчатых доспехах и мечами на поясах. Один из них держал в руках цепи от кандалов. Их лица были полностью непроницаемы, а взгляд упирался в стену напротив.

— Полагаю, мы можем начинать, — донесся до меня голос одного из жрецов, отдаваясь эхом от стен, — да благословит Шамаш этот справедливый суд! — торжественно добавил он.

Я повернулся в их сторону.

Крайний слева жрец взял в бледные руки стиль[39] и, вращая его между пальцев, произнес:

— Поскольку, у погибшего не оказалось никаких родственников или близких, мы начнем с допроса обвиняемого, — он покосился на меня, а затем спросил, — имя?

«Они что, не знают? Или это правила такие?».

— Мое? — на всякий случай уточнил я и сразу же пожалел об этом.

Один из стражников с силой ударил меня головой о стол. Перед глазами вновь пошли круги, но я так часто получал по голове последние несколько дней, что уже начинал к ним привыкать.

— Имя? — повторил жрец.

— Саргон, — ответил я, держась за лицо руками.

— Кто ты, Саргон?

— Ремесленник, — пробубнил я сквозь ладони.

— В чем заключается твое ремесло?

— Я строю глиняные хижины, чиню мебель, занимаюсь плотнической работой.

— Где твой дом?

— На окраине Западного пригорода.

— Знаешь, почему ты здесь, Саргон?

— По обвинению в убийстве корзинщика, — ответил я, опуская руки и вновь получая удар о стол.

— Ты решил поиздеваться над нами, мушкену? — голос жреца оставался холодным и спокойным.

— Нет, клянусь Шамашем! — простонал я, мысленно вознося хвалу богам, что не задел сломанный нос.

— Тогда я повторяю еще раз. Ты знаешь, почему ты здесь?

Мне никак не приходило в голову, как следует ответить на вопрос. И дело тут даже не в том, что она туго соображала из-за постоянных ударов. Ведь если я тут не из-за корзинщика, то из-за чего?