Клубок со змеями (СИ)

— Я сказал, это не твое дело, — он снова выдержал паузу, — уже не твое.

Я застонал, но он не обратил внимания. Поднявшись, Эмеку-Имбару быстрым шагом направился к своему коню. Когда он вскочил в седло, при этом застонав сквозь стиснутые зубы, и взял в окровавленную ладонь поводья, до меня, наконец, дошло.

Выпучив глаза, я закричал:

— Вы же сказали, что отпустите меня!

— Нет, я сказал, что не убью тебя, — спокойно ответил он.

— Оставить меня здесь — равносильно убийству!

— Умолкни, — резко ответил Эмеку-Имбару, — если боги посчитают нужным, они тебя спасут. Если нет, значит на то их воля. Можешь считать это Божьим судом.

— Почему нельзя взять меня с собой?!

Командир вперил в меня свой взгляд, под которым даже в самый жаркий зной можно почувствовать себя неуютно.

Затем он легонько похлопал вороного коня по шее:

— Марнишку не вывезет двоих.

Полностью пораженный я уставился на него:

— Да вы с ума сошли!!!

Ни один мускул не дрогнул на лице Эмеку-Имбару:

— Следи за языком, мушкену. Иначе я отрежу его напоследок. У меня нет времени на то, чтобы тащить тебя в город. На счету каждая минута, а путь до Вавилона неблизкий. С твоей тушей в седле и моей сломанной рукой на него весь день уйдет. А тем временем жрецы осуществят задуманное.

— Может, оно и к лучшему! — в сердцах выпалил я.

Да, мне очень хотелось поквитаться с Бел-Ададом, пусть и чужими руками, однако зерна сомнений в честности и непогрешимости вавилонского повелителя уже давно были посеяны в моей душе. События последних суток лишь ускорили их всход. А тут еще командир стражников, намеревавшийся безжалостно бросить меня на произвол судьбы, подкинул дров в огонь праведного гнева.

— Для кого-то, может, и к лучшему, — услышал я ответ Эмеку-Имбару.

Несколько мгновений я просто, молча, созерцал мощную, слегка ссутулившуюся, фигуру, восседавшую на вороном коне. Желтые песчинки медленно осыпались с блестящих пластин его доспеха. И чем чище они становились, тем яснее мне виделось то, что происходит. Словно в металле отражалась вся суть и все помыслы Эмеку-Имбару, скрытые до сего липким покровом песка. На меня снизошло озарение, окатившее подобно ледяному дождю.

— Верно, — прошептал я.

Ветер подхватил мои слова и, вместе с дюжиной песчинок, перенес в сторону Эмеку-Имбару.

— Царь благосклонен к сословию воинов, и вам не хочется лишиться его покровительства. А ведь именно это и произойдет, если жрецы Эсагилы захватят власть. Но дело не только в этом, так? — Эмеку-Имбару не ответил, и я продолжил. — Вы просто хотите получить повышение по службе за раскрытый заговор. На меня вам плевать. Вам вообще плевать на всех, кроме себя.

«Кто бы мог подумать, что за этой непроницаемой маской скрывается личина хладнокровного честолюбца!?».

Казалось, моя гневная тирада нисколько не поколебала спокойствие командира. Он все также безмолвно восседал на вороном коне, пронзая меня взглядом голубых глаз и сохраняя непроницаемую маску на бледном лице, которую не разбил бы и удар кузнечного молота.

Испытывая злость с примесью неподдельной обиды, я процедил:

— Тогда лучше убейте меня прямо сейчас.

Последовало короткое молчание, после которого Эмеку-Имбару ответил:

— Я не убийца.

— Оставляя меня здесь, вы совершаете то же самое убийство!

Конь под всадником презрительно фыркнул, словно насмехаясь надо мной.

Несколько мгновений Эмеку-Имбару внимательно смотрел на меня, а потом отстегнул от седла маленький кинжал и бросил в песок. Тот приземлился в пяти-шести локтях от моих ног.

Тупо уставившись на оружие, я спросил:

— Это еще что значит?

Крепче ухватив поводья, Эмеку-Имбару молвил:

— Считай моим прощальным подарком.

Я перевел взгляд на воина:

— Издеваетесь?

Тот вяло пожал плечами:

— Думай, как хочешь.

— Лучше воды оставьте!

— Она мне нужнее.

— Но...

— Прощай, узник Эсагилы.

— Подождите...

— Пошел! — резко крикнул он скакуну, и тот галопом поскакал от меня по проходу между дюнами.

— Стой! — закричал я внезапно охрипшим голосом, а затем закашлялся.

Разумеется, Эмеку-Имбару не внял мольбам. Он даже не обернулся на звуки моего голоса, быстро скрывшись за песчаным холмом. Вот теперь я по-настоящему ощутил себя одиноким. Настолько явственно и тяжело, как никогда. С пересохших губ сорвался отчаянный крик, в котором смешалась досада и гнев. Однако долго надрывать глотку не позволил проснувшийся внутренний голос.

«Кинжал! Нужно достать кинжал немедленно!»

Налетевший особо сильный порыв ветра врезался мне прямо в лицо, швыряя в глаза целую охапку песка.

«Проклятье! Я не могу открыть глаза, иначе он попадет прямо в них! Кинжал! Где кинжал!?».