Клубок со змеями

Рядом с лестницей за столом из смоковницы сидел местный тюремщик, с выражением лица человека, который любит причинять боль. Он ел кусок вяленой говядины, лежавшей перед ним на глиняной тарелке. Громкое чавканье гулко отдавалось в тихих и сумрачных коридорах подземной темницы.

Завидев нас, тюремщик смачно рыгнул, отложил лакомство и, вытирая жирные пальцы о набедренную повязку, вышел из-за стола. В свете мерцающих факелов его кривая улыбка выглядела крайне зловещей.

— Новенький? — прошелестел он.

Судя по выговору, тюремщик был не местный.

«Кассит? Нет, вроде, не похож. Крупные черты лица. Черная волнистая шевелюра, закрывающая уши и обрамляющая виски. Злобные глаза. Остроконечная бородка. Выпирающая грудь. Сильные руки со вздувшимися венами и жилистые ноги… ну, конечно. Ассириец».

Мысленно я поаплодировал прихотям судьбы — уж лучше иметь тюремщика в виде Этеру, чем ассирийца, да еще и с явными наклонностями мучителя.

— Обвиняемый, Саргон, доставлен, — отчеканил Тиридат.

Ассириец и бровью не повел:

— Спасибо вам, уважаемый муж, — звук его голоса напоминал шелест опавших листьев, — вы можете идти по своим делам. Я сделаю нужную пометку в табличке и провожу гостя до его новой опочивальни.

— Ты справишься один? — спросил Тиридат.

— Не беспокойтесь, — ответил тюремщик, снимая цепочку ключей со стены. — От меня не убежит.

Тиридат с облегчением вздохнул и передал цепи в руки ассирийца. Затем, бросив на меня прощальный и мимолетный взгляд, начал торопливо подниматься по лестнице.

«Мне почудилось, или в его глазах промелькнула жалость? Ну, еще бы! Ведь я остался наедине с этим жестоким ублюдком».

Захлестнувшая, казалось, уже навсегда, волна равнодушия и безразличия начала отходить, уступая место целому наводнению страха и отчаяния, когда я увидел осклабившуюся морду ассирийца, смотревшего на меня глазами безумца.

— Добро пожаловать в мой мир, Саргон, — зашептал он. — Я приготовил для тебя отдельные покои в этом прекрасном дворце.

Тюремщик медленно начал наматывать цепи на кулак, вплотную подходя ко мне. Сердце билось с такой скоростью, что я подумал — вот сейчас, сейчас оно разорвется, и я умру, ничего не почувствовав. Однако надеждам на быструю смерть сбыться было не суждено, и сердце продолжало отчаянно трепыхаться в груди. Тело бил озноб. Я хотел закрыть глаза, но не смог. Словно песчанка[4] перед гадюкой, я обреченно смотрел на ассирийца. Поэтому сильный удар кулака, обмотанного цепью, наверняка надолго отпечатается в памяти. При условии, что я долго проживу.

Послышался хруст носовой кости. Кровь забрызгала лицо тюремщика, но он даже не обратил на нее внимания. С отвратительной усмешкой на тонких губах, он хладнокровно и выверено нанес еще один удар в то же самое место. Я упал лицом вниз прямо к его ногам.

«Интересно, в который раз за сегодня я оказываюсь в таком положении?».

Острая боль пронзила лицо ниже переносицы. Воздух перестал поступать через ноздри, вызывая приступ удушья. От безысходности мне пришлось втянуть затхлый воздух тюрьмы ртом, попутно затягивая вместе с ним комки залежавшейся грязи и пыли. Сильный приступ кашля тут же сковал иссушенную гортань. Перед глазами все помутилось, покрываясь завесой, как густой туман.

Сквозь тускневшее сознание, я услышал голос ассирийца, словно он находился в нескольких десятках локтей от меня:

— Не переживай, дружок. Я свое дело знаю тонко. Нет никаких причин для беспокойства. Даже если я отрублю тебе ноги, ты доживешь до суда.

Последнее, что мне удалось почувствовать, так это волок собственного тела по холодной земле, после чего сознание померкло, и меня окутала непроглядная тьма…

[1] 91 м.

[2] Согласно законам царя Хаммурапи человек, укравший храмовое или государственное имущество, подлежал смертной казни.

[3] Ламашту — львиноголовая женщина-демон, поднимающаяся из подземного мира, насылающая на людей болезни, похищающая детей, демон детских болезней. Изображалась кормящей грудью свинью и собаку.

[4] Песчанка — мелкий грызун. Внешне напоминает крысу.

6

— Ну, ты доволен? — спросил я.

— Просто восхищен, — ответил Бел-Адад, проводя пухлой рукой по стене хижины. Корзинщик явно не лукавил, что льстило моему самолюбию.

— Я сделал стены потолще, чтобы тебе было не слишком жарко, а к тростнику добавил немного веток тамариска[1] для защиты от дождя, — продолжал ненавязчиво нахваливать свою работу я, но Бел-Адад слушал в пол уха, обходя и разглядывая со всех сторон новое жилище.

Затем он вошел внутрь хижины и пробыл там несколько минут, после чего показался в дверном проеме с сияющей улыбкой на круглом лице, окаймленном аккуратной черной бородой: