На этот раз я отчетливо осознавал, что это сон, однако легче от этого не становилось. Я вновь оказался в камере темницы Эсагилы, прикованный толстой цепью к холодной стене. Напротив снова стоял кувшин с «аккадским вином», а за прутьями решетки виднелся Тегим-апал, с такой знакомой ухмылкой бывалого мучителя. В левой руке он держал ключи от камеры, а в правой — заточенный топор, лезвие которого угрожающе сверкало в тусклом свете факелов.
— Помнишь, я говорил, что ты доживешь до суда, даже если я отрублю тебе ноги? — прошелестел он. — Так вот, я решил, почему бы этого не сделать?
Тюремщик начал отпирать дверь темницы, а я молился, чтобы этот сон поскорее закончился. До того, как он приступит к выполнению своей кровавой угрозы. Но сон, словно на зло, и не думал прекращаться. Тегим-апал повернул ключ в замке, и несмазанная решетка омерзительно заскрипела.
Отбросив связку ключей в сторону, ассириец снял один из факелов, висевших в коридоре:
— Надо прижечь раны, дабы ты не истек кровью, как недорезанный поросенок.
Он вошел в камеру, остановившись передо мной.
— Мне придется орудовать одной рукой, — извиняющимся тоном произнес Тегим-апал, — так, что я могу отрубить не с первого раза. Уж прости, дружок.
Тюремщик поднял руку с топором над головой, а затем с силой опустил на щиколотку моей правой ноги. В этот момент я снова закричал, обрывая сновидение и резко садясь на деревянной кровати.
Пот градом стекал по лицу, заставляя слипаться ресницы, а сердце громко стучало в груди. Аккуратно, чтобы не задеть сломанный нос, я протер глаза, глубоко вдохнул и осмотрелся.
Это был шатер, но довольно просторный, так что в нем помещалась еще одна такая же кровать, стол и табурет напротив, за которыми сидел внушительных размеров воин, внимательно разглядывавший меня черными пытливыми глазами. Его загорелое лицо было довольно худым, правую щеку украшал глубокий шрам, а темная заостренная борода доставала кончиком до груди. Тяжелый доспех в виде плотной рубахи с внушительными бронзовыми пластинами покрывал тело, а на плече крепился пурпурный плащ. Голову воина венчал шлем-шишак, украшенный металлическим яблоком.
— Снова бредни? — спросил он, и я узнал этот грозный глубокий голос. Видимо, это тот самый человек, что врезал мне недавно по щеке, когда я видел… видел…
…
— Да, — ответил я сиплым голосом и прочистил горло.
— Честно говоря, я и не удивлен, учитывая, в каком состоянии мы тебя нашли.
— Кто вы?
— А вот об этом потом. Сперва я хочу знать, кто ты?
Я откинулся назад на подушку и устало произнес:
— Саргон.
— Имя меня интересует в последнюю очередь, — голос воина оставался спокойным, но в нем послышались нетерпеливые нотки.
Я облизал сухие губы:
— Мне бы воды для начала.
— Ты получишь ее, и даже жратву, но только тогда, когда я выясню, кто ты такой, и что делал в пустыне, сверкая голым задом?
Я закрыл глаза. Мозг отчаянно соображал, что можно рассказать этому типу? Могу ли я ему довериться? Он обратился ко мне на аккадском языке, но он совершенно не походил ни на кассита, ни на вавилонянина, ни на ассирийца.
— Я торговец, — внезапно сказал я, открывая глаза и удивляясь, с какой легкостью далась мне эта ложь. Ведь раньше я никогда не врал. Ну, разве что слегка приукрашивал значимость своих трудов, чтобы немного повысить плату за постройку хижин.
— Вот как? Торговец, значит, — в его голосе сквозило явное недоверие и издевка.
— Да, именно торговец, — я посмотрел на него.
В глазах незнакомца появились веселые искорки.
— И как же ты очутился в пустыне а, торговец Саргон? Да еще и в таком неприглядном виде? Что, гули обобрали тебя до нитки? — и он захохотал, при этом ударив мощным кулаком по столу.
— Гули? — я непонимающе уставился на него.
Тот перестал смеяться, но продолжил улыбаться:
— Злобные существа пустыни. Любят питаться мертвечиной и воровать деньги, если зазеваешься. Дай-ка угадаю. Увидел среди дюн обнаженную девицу в-о-о-о-о-т с такими формами, — он развел руками, чертя в воздухе полукруг, — и твой разум поплыл прямо в ее нежные объятия. Ну, а потом… — он вновь залился громким смехом.
Я вновь облизал пересохшие губы. Лично мне было не до смеха. Я смутно припоминал,
— Пазузу, — прошептал я, чувствуя, как бледнею лицом.
Воин перестал смеяться и внимательно посмотрел на меня:
— Что ты сказал?
— Пазузу, — повторил я дрожащим шепотом. — Я видел Пазузу.
— Никогда не слышал об этой твари. Как он выглядит хоть?
Я описал. Причем, в красках.
Воин усмехнулся в бороду:
— Должно быть, тебе нехило башку напекло, раз померещился подобный бред. Вот ты и орал вчера, словно тебя гиена за зад укусила.