Клубок со змеями

— Точно не рабов, — Бастет покачала головой, — иначе я бы заметила клетки или вереницу закованных в колодки людей. Обычно караваны из Ханаана везут глиняную посуду, сухие фрукты, драгоценности. Больше не могу сказать. Я следовала на расстоянии.

— Хозяин каравана — некий торговец Хазин. Не слышала о таком?

— Нет, — молвила Бастет после небольшого раздумья, — но имя хеттское.

— Ясно, и на том спасибо.

— Что предпримешь дальше?

— Схожу вечером на их званый ужин и попробую убедить остаться.

— Как?

— Придумаю на ходу, — я выдавил из себя улыбку, с трудом сдерживая крик боли, когда Бастет начала втирать жир.

— А если не получится?

— Не хочу думать об этом.

Когда Бастет начала наматывать чистую повязку, я вновь решил спросить:

— Все еще не хочешь рассказать мне суть вашей утренней беседы с Азаматом?

— Нет, — ответ был решительным.

— Это правда, что он приказал убить меня, если я не справлюсь с заданием?

Рука Бастет дернулась, заставляя меня зашипеть от пронзившей тело боли.

— Прости, — извинилась она.

— Так, что?

Бастет закончила перевязку и посмотрела мне в глаза:

— Что, «что»?

— Не уходи от ответа, — процедил я, вытирая пот и делая пару мощных глотков из кувшина, опорожнив его почти наполовину.

«Шамаш мне свидетель, воду надо беречь».

— Да, это правда, — нехотя ответила Бастет.

Снаружи доносились звуки установки шатров, приглушенный гогот голосов и окрики наемников. Языка говоривших людей я разобрать не смог. Видимо, он был хеттским, но меня сейчас это волновало в меньшей степени.

— И как же ты собиралась отправить меня к богам?

— С помощью меча, — ответила она, отводя взгляд.

— Тогда зачем отдала его мне?

Спустя непродолжительную паузу, она ответила.

По выражению лица Бастет я видел, как трудно даются ей эти слова:

— Ты спас мне жизнь и…

— И что?

— Все… Больше ничего.

— И тебе нечего опасаться обессиленного и раненого калеку. Ведь теперь он с трудом держит собственное тело. Чего уж говорить о размахивании мечом, — закончил за нее я.

Бастет никак не отреагировала на мою речь, только лишь сжала пальцы в кулаки.

— Даже, несмотря на то, что клинок теперь у меня, я все равно тебя боюсь, — произнес я, нисколько не кривя душой, особенно учитывая ее физическую силу, навыки и мою слабость.

Бастет не ответила, продолжая смотреть в сторону.

Я сделал еще один глоток из кувшина, хоть и поменьше первых двух, а потом, облизав губы, спросил:

— Если меня постигнет неудача, ты сделаешь это?

Ответом было молчание. Я поставил сосуд на циновку и положил здоровую руку ей на плечо. Бастет повернулась ко мне. В ее глазах я увидел борьбу чувств — страха, сомнений, гнева и чего-то еще, что я не смог разобрать.

— Сделай это, — спокойно произнес я и, увидев, как ее глаза округлились, продолжил, — уйти далеко я все равно не смогу, а закончить свои дни, сидя в бочке, точно не входит в перечень моих желаний. Так, что ты лишь окажешь мне милость. Хорошо?

— Не знаю, — прошептала она.

— Зато я знаю. Ты это сделаешь.

Я лег на циновку, чтобы немного отдохнуть:

— Еще два дня назад ты без зазрения совести хотела перерезать мне горло.

— С тех пор многое произошло.

— Может быть, но для меня это самый лучший исход. С больной рукой я не смогу вернуться к прежней жизни, даже если каким-то чудом выберусь отсюда. Да и, честно говоря, я не хочу возвращаться. А тебе несдобровать, если окажешь мне помощь.

— Тебе есть до меня какое-то дело? — бесцветным тоном спросила Бастет.

«А есть ли?».

Мое желание обладать этой женщиной становилось все крепче, но было ли что-то помимо этого? Что-то, скрывающееся за завесой природного влечения? Жалость? Сопереживание?

«Ты снова становишься добрым простофилей, да, Саргон? Смазливая нубийка вновь растопила твое сердце, которое уже начало леденеть? Как там говорил Сему, когда мы сидели возле проклятой хижины Бел-Адада — чувства? Любовь? Да нет, глупости все это. Не стоит позволять простой похоти затмевать разум».

— Так значу или нет? — вновь спросила Бастет.

— Ты знаешь ответ.

— Не знаю.

— Ты его только что произнесла.

Бастет прикрыла глаза, а затем, сделав глубокий вдох, вышла из шатра. Я же с мрачным видом уставился в потолок.