О конкретных стратегических разработках Тухачевского можно судить по обширной докладной записке, над которой он трудился во время заключения в 1937 году (отметим, что сам факт такой работы в заключении указывает на то, что его вовсе не истязали пытками и не изматывали допросами). Каким предполагал он направление главного удара войск противника и общий ход будущей войны? Вот его предположения:
«Максимум, на что Гитлер может надеяться, это на отторжение от СССР отдельных территорий. Естественно, что самой вожделенной для него территорией является Украина. Именно сюда ударят основные силы фашистов. А белорусский театр военных действий только в том случае получает для Германии решающее значение, если Гитлер поставит перед собой задачу полного разгрома СССР с походом на Москву. Однако я считаю такую задачу совершенно фантастической».
Как видим, если бы этот стратег воплотил в жизнь свой план, гитлеровцы взяли бы Москву и Ленинград и скорее всего быстро бы дошли до Урала, что они и собирались сделать. Ведь они понимали, что отчленение от СССР Украины грозит затяжными военными действиями. Советский Союз, имея мощную новую индустриальную базу на Урале и в Западной Сибири, а также в Поволжье, способен наращивать военную мощь и в конце концов победить врага (что и произошло).
Немецкие стратеги были значительно более проницательны, чем Тухачевский. Но дело даже не в этом. К сожалению, у нас оставалось, можно сказать, нечто от тех настроений, которые повелись со времен Троцкого и Тухачевского: недостаточное внимание к оборонительной войне и расчет на преобладание с нашей стороны наступательных операций. Но когда за дело взялись наши действительно талантливые, грамотные и опытные военачальники, немецкая армия стала терпеть поражения: наши стратеги оказались сильней германских. (Бытует еще, правда, мнение, будто наши военачальники побеждали числом, а не умением; но на самом деле наши потери были всего на 30–40 % больше, чем у противника; да и то надо учесть, что они наших пленных убивали, а мы ведь не поступали так, в противном случае их потери были бы больше наших; но об этом — позже.)
Впрочем, мы отклонились в сторону. Есть довод более веский, чем у Конквиста. Предположим, заговор был, но совсем не такой «кровожадный». Ведь если бы заговорщики хотели убить Сталина, то они имели для этого множество возможностей. Они встречались с ним неоднократно, порой наедине. Убить Сталина для каждого из них не представляло большого труда. И уж если они ни разу не попытались это сделать, значит, их планы не заходили так далеко.
Что можно возразить на этот довод?
Обратим внимание на такой реальный эпизод, описанный Конквистом: «На первомайском параде 1937 года Тухачевский первым появился на трибуне, предназначенной для военного командования. Он шел в одиночестве, заложив большие пальцы рук за пояс. Вторым пришел Егоров, но он не посмотрел на своего коллегу и не отсалютовал ему. К ним в молчании присоединился Гамарник. Военных окружала мрачная, ледянящая атмосфера. По окончании парада Тухачевский не стал дожидаться демонстрации и ушел с Красной площади».
В то время и он, и Гамарник догадывались, что над ними нависла смертельная угроза. Что мешало этим людям совершить геройский подвиг на глазах сотен тысяч людей — убить тирана! Вряд ли кто-нибудь смог помешать им. Но пусть бы даже и помешали, не лучше ли рискнуть и показать, что в этой стране есть свои Бруты.
Между прочим, есть свидетельство, что Сталин в те времена не без иронии отметил, что он бы на месте тех военачальников, которые решились на самоубийство, сначала застрелил бы Сталина.
Так в чем же дело? Что могло остановить доблестных военных, у которых были возможности ликвидировать Сталина хотя бы ценой собственной жизни?
Нам кажется, что объясняется все достаточно просто и логично: никого из них не устраивала такая цена. Они слишком высоко ценили свою жизнь.
Героические поступки совершают люди ради великих целей, а решаются отдать свою жизнь только в том случае, если верят в нечто более высокое. Ради комфорта, богатства, карьеры, прижизненной славы нормальный человек не пойдет на смерть.
Для убийства Сталина требовался исполнитель-смертник, не щадящий своей жизни. Скажем, для того, чтобы Николаев застрелил Кирова, обстоятельства были самые благоприятные, и оставалось только разжигать у Николаева ревность и обеспечить ему возможность покушения. В случае со Сталиным такого исполнителя не нашлось.