«Клубок» вокруг Сталина

Не было ли политических поводов этого самоубийства?

В период «перестройки» муссировалась версия о том, что самоубийца оставила письмо, в котором обвиняла мужа в политических преступлениях. Но теперь выяснено, что на столике рядом с кроватью, на которой она застрелилась, лежал текст «платформы Рютина» с резкими нападками на Сталина.

Надо иметь в виду, что Аллилуева интересовалась политическими новостями не только по «семейным обстоятельствам», но и как член партии, вступивший в нее еще в Гражданскую войну. Правда, в 1921 году она была исключена из РКП(б) во время первой генеральной чистки партийных рядов с мотивировкой «за поддержку анархо-синдикалистского уклона и неучастие в общественной жизни».

За нее сначала ходатайствовал Сталин перед Лениным, а затем Владимир Ильич отправил записку в Центральную комиссию по чистке, в которой очень положительно характеризовал Аллилуеву, отмечая ее заслуги в 1917 году. Ее неучастие в общественной жизни он объяснял рождением сына Василия и необходимостью ухода за ним.

По-видимому, более серьезным было обвинение в поддержке анархо-синдикалистского уклона «рабочей оппозиции», руководимой А.Г. Шляпниковым. Поэтому несмотря на ходатайство и заступничество Ленина Надежда Сергеевна была восстановлена в партии только в 1924 году. Сохранились мемуарные свидетельства того, что Аллилуева впоследствии проявляла сочувствие к Троцкому и Бухарину. Можно усомниться в полной правдивости таких свидетельств, но верно и то, что «дыма без огня не бывает».

Если симпатии Аллилуевой были на стороне анархо-синдикалистских взглядов (хотя бы частично), то она никак не могла поддерживать линию Сталина на укрепление государственных структур, усиление центральной власти, введение военной дисциплины и соответствующего стиля руководства. В таком случае текст «платформы Рютина» должен был сыграть роль катализатора для ее трагического решения.

Пуля, убившая его жену, была нацелена и в Сталина. Ведь, судя по всему, причина самоубийства была главным образом политической. Так проявилось либо категорическое неприятие сталинского курса перехода к коммунизму путем укрепления, а не отмирания государства; либо осознание силы и правоты тех оппозиционеров — и левых, и правых, — которые стали объединяться против Сталина в стремлении убрать его не только политически, но и физически.

Нетрудно себе представить, с каким гневом и ненавистью взглянул Сталин на текст рютинской платформы, лежавший на столике возле трупа его жены. Странно, и даже удивительно, что даже после этого Рютин не был приговорен к расстрелу или уничтожен как-либо иначе. Разве не мог Сталин дать соответствующее указание своим «сатрапам»?

Если этого не произошло, то, значит, не было чудовищно коварного и злобного тирана, так же как не было его безропотно покорных прислужников.

Кстати сказать, Киров, выступивший против казни Рютина, говорил на пленуме Ленинградского обкома 9 февраля 1933 года:

«Новое, что раньше было в потенции, заключается в том, что сейчас всякое оппозиционное отклонение от генеральной линии нашей партии ведет гораздо дальше, чем в предшествующие годы… прямо и непосредственно ведет в лагерь контрреволюции. Тут дело не во фракции внутри нашей партии, а в неизбежном переходе по ту сторону баррикад…

Группа Эйсмонта-Смирнова, вступившая на путь борьбы с партией, повторила по существу рютинско-слепковскую платформу, с первых же шагов своей деятельности стала вбирать в себя антисоветские элементы».

А как вел себя на том пленуме Н.И. Бухарин — любимец «перестроечной» прессы, провозглашавшей его «альтернативой Сталину»?

О группе Эйсмонта-Смирнова, выступившей фактически с его же прежней позиции, он сказал, что «с ней должна быть суровая расправа». И требовал беспощадно расправиться с ней, «не смущаясь никакими сентиментальными соображениями о прошлом, личной дружбе, о связях, об уважении над человеком как таковым и т. д. Это все абстрактные формулировки».

Кривил ли он душой? Возможно. Он словно и не подозревал, что те же слова вскоре могут быть обращены в его адрес.

Неудивительно, что 1933 год начался с жестких мер против оппозиционеров. Были арестованы руководители троцкистского подполья Е.А. Преображенский и И.Н. Смирнов. Прошла новая волна арестов рютинцев и сторонников И.Н. Смирнова. Труднее было с его однофамильцем.

Александр Петрович Смирнов — крестьянин, затем рабочий, профессиональный революционер — был одним из основателей большевистской партии. Он входил в ее ЦК еще до революции, а затем был, что называется, на виду: долголетний нарком Земледелия и заместитель Рыкова по РСФСР, лидер Крестьянского Интернационала в системе Коминтерна, секретарь ПК ВКП(б) в 1928–1930 годах. Такого деятеля арестовать было нецелесообразно. Он отделался выводом из состава ЦК (был исключен из партии после убийства Кирова, а 1937-й подвел черту его жизни).

Выступая на январском пленуме ЦК ВКП(б) по делу группы Эйсмонта-Смирнова, Сталин сказал:

«Ведь это только враг может говорить, что стоит только убрать Сталина и все будет хорошо».