Читаем «Клубок» вокруг Сталина полностью

Если такое признание Мильды Драуле было единственным намеком на то, что у Николаева были соучастники, то как доказательство его признать трудно. Тем более что тогда можно было ставить вопрос только об одной соучастнице — Мильде Драуле. Казалось бы, следовало продолжить допрос, уточнить обстоятельства, по которым Мильда хотела помогать мужу. Однако по какой-то причине на этом, как говорится, самом интересном месте допрос был закончен (или было еще что-то, о чем Ульрих не счел нужным упомянуть?), а подозреваемых объявили виновными и поторопились расстрелять.

Мильда была любовницей Кирова. Возможно, она хотела помочь мужу объясниться с любовником? Была ли это просто «семейная разборка»? А может быть, любовный треугольник был искусственно создан для того, чтобы разделаться с Кировым, а у убийцы было смягчающее обстоятельство: сильная ревность, преступление в состоянии аффекта?

Вопросы остаются.

До приезда Сталина и сопровождавших его руководителей страны Медведь и другие ленинградские чекисты допрашивали Николаева, не настаивая на политических мотивах преступления. Сам Л. Николаев упорно называл личные мотивы (ревность, партийные неприятности, отсутствие работы, необходимость существовать на иждивении жены).

Казалось бы, такая версия была наиболее очевидной и предельно обоснованной. Но в действительности все обстоит не так просто. Что касается Николаева, то его позиция понятна в любом случае, кроме единственного: если бы он был идейным убийцей, то мог бы тогда с гордостью заявить о совершенном теракте. Однако идейным убийцей он вряд ли был.

Относительно бытовой версии, разрабатывавшейся Ленинградскими чекистами, то она безусловно более всего устраивала тех, кто отвечал за безопасность Кирова и должен был отслеживать все возможные заговоры на его жизнь, имеющие политические мотивы. То, что они настаивали на бытовой версии, на «обыкновенном» убийстве из ревности, сугубо уголовном преступлении вполне естественно, и это, конечно же, понимали те, кто принимал от них дела.

Правда, большинство современных историков склонно принимать бытовую версию как если не единственно верную, то наиболее вероятную. Даже если все так видится в ретроспективе, надо учитывать, что в те времена большинство охотно поверило в верность официального сообщения о смерти Кирова: «…от руки убийцы, подосланного врагами рабочего класса». И мало кто обратил внимание на то, что этот убийца не назван и вроде бы даже не опознан: «…Стрелявший задержан. Личность его выясняется». Но в таком случае откуда известно, что он подослан врагами рабочего класса, а не одиночка-убийца?

По мнению авторитетного исследователя А.А. Кирилиной, «сработало традиционное мышление руководящих партийных работников и сотрудников НКВД. Тем более, что большинство из них находились, несомненно, в определенном психологическом шоке.

«Убийство Кирова, — сказал мне в беседе, состоявшейся в 1968 году, один из оперуполномоченных Ленинградского управления НКВД тех лет… — это было что-то ужасное. Все были растеряны. Сначала нам сказали, что он ранен. Ведь террористического акта такого масштаба не было после покушения на Ленина и Урицкого. Ведь был убит член Политбюро, Оргбюро, секретарь ЦК ВКП(б)».

События 1 декабря 1934 года создавали атмосферу подозрительности, беспощадной ненависти и страха».

Тут уместнее вместо шаблонного «страха» употребить выражение «некоторая растерянность» или что-то в этом роде.

Судя по всему, ленинградские чекисты знали об интимных отношениях Кирова с Мильдой Драуле, а потому сразу же арестовали ее. Но если предположить, что кто-то из этих чекистов был соучастником, одним из организаторов преступления, то такая поспешность может вызвать подозрение.

Более того, в период горбачевской «перестройки» получила широкое распространение версия о конкретных организаторах убийства Кирова: Сталин, Ягода, Медведь, его зам. Запорожец. Вроде бы Сталин таким образом избавлялся от опаснейшего конкурента, которого многие партийцы предпочитали ему, а также получил возможность развязать давно и коварно задуманный массовый террор.

Насчет поводов к террору, мы уже знаем, что они были и раньше. Да и какие особые поводы для развязывания террора требуются для диктатора? Для этого вовсе не обязательно убивать своего друга, верного соратника…

Тут-то и утверждают версификаторы, что на выборах в ЦК против Сталина голосовали многие, тогда как за Кирова были почти все или все поголовно. Но вот что получается согласно документам, с которыми знакомилась А.А. Кирилина. Оказывается, единогласно были избраны только двое: М.И. Калинин и председатель Ленсовета И.Ф. Кодацкий (Калинина почему-то после этого Сталин не приказал уничтожить). Пятеро получили по одному голосу «против», а пятеро — по два голоса. Еще пять делегатов и среди них Сталин получили по три голоса «против». Наконец, четыре голоса против получили трое и среди них С.М. Киров. Остальные делегаты получили голосов «против» еще больше, из них больше всех противников оказалось у Я.А. Яковлева.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысячелетие русской истории

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза