— Да, я знаю. Но и пудель, и бульдог и дворняжка — это собаки. Как собаку ни назови — она кошкой не станет.
— Хорошо ли сравнивать святых отцов с собаками?
— Вы же сами себя с ними сравниваете. Как там… пастыри, да? Пастушьи собаки во-круг стада? Разве нет?
— Разумеется, нет.
Не соглашаешься? Пытаешься отобрать инициативу? Что ж, попробуй!
— Ну да это и неважно. Рокин пригласил меня и сказал, что вы тоже видите ауры? Это — так?
— Дочь моя, не могли бы вы слезть с моего стола?
— Вы же не можете иметь детей? Да и моего отца давно похоронили, — я и не подумала выполнить просьбу. — Так мы поговорим про ауры?
В голубеньких глазах плескалось возмущение. Ага, допекаем помаленьку.
— Что именно вы хотите узнать про ауры?
— Юлия Евгеньевна. А вы?
— Можете называть меня отец Алексий.
— Отлично. Дядя Лёша. Вы тоже видите ауры?
— Иногда.
— Это — как?
— Когда соблюдаю пост и молюсь.
Мне это резко не понравилось. У него аура, как прогнивший баклажан! Как ему помогут посты и молитвы? Или даже они не помогают хоть чуть-чуть просветлеть?
— А просто так? Если смотреть как бы боковым зрением?
— Чтобы видеть душу человеческую нужно свою очистить от мирского, — наставительно произнес поп. — Если человек грешен, если его отягощают недобрые помыслы или дея-ния…
Все. Мое желание говорить сдулось, как лопнутый шарик. С такой аурой, как у него — он еще и пытается мне о каком-то очищении говорить? Лицемер! И похоже меня сюда затащили не для разговора а для мя-агонькой такой проработки мозгов.
Увольте.
Я лучше буду совершать ошибки, но пользоваться своей головой.
— Простите, ребята, мне пора. А вы оставайтесь. Поговорите об очищении… очень со-ветую ведерную клизму. С перцем. Прочистит до самых глубин души.
Я спрыгнула со стола и направилась к дверям.
— Почему вы так негативно настроены, Юлия Евгеньевна? Мы не сделали вам зла, а вы вот так… хамите оскорбляете…
— Мне надо дождаться, пока вы мне сделаете гадость — и только потом нахамить? Луч-ше я потом я буду молча пинать ногами, — вежливо ответила я. — Прощайте.
— До свидания, Юлия Евгеньевна, — пропел поп с явной угрозой.
— Юля… — это Рокин, растеряно.
Я фыркнула.
— У вас такая аура, любезнейший, что тошнит. Тухлая вся, как кусок говяжьего мяса после пятикратной разморозки. Ваш же журнал пишет, что цвета веры — белый, золо-той, в крайнем случае, голубой. У вас даже зеленого нет. Сплошной красно-коричневый, черные и серые пятна. Тухло-желтый. Грязно-лиловый. И говорить нас с вами не о чем. Вы — мерзость. И на совести у вас — мертвые люди. И бог вам их не про-стил.
Не стоило так резко, но уж больно я разозлилась. А, пошли они к черту. И я пойду. К вампиру в гости.
Я не успела пройти и трех шагов к дверям, когда меня остановил властный холодный голос.
— Стойте, Юлия Евгеньевна Леоверенская!
Я резко развернулась назад. Так не просят. Так приказывают тому, в ком уверены. И знают — этот человек будет повиноваться безоговорочно. Но — я!? Приказывать — мне!?
Да как эта мразь смеет!?
В этот раз мы взревели в три голоса — с женщиной-со-звериными-глазами и зверем-из-зеркала.
— Какого черрррта!?
Поп сбросил маску «добренького» и голубые глаза напоминали кусочки грязного льда на луже. Хоть небо и отражается, да только — грязь наружу лезет.
— Не хотите сотрудничать с нами по доброй воле!?
В его ауре закручивалась темно-багровая муть. Выглядело это откровенно мерзко. Я попыталась хоть как-то достучаться. Докричаться. Ведь не могут же они ОБА не пони-мать, что здесь происходит? Не могут. Рокин не подонок. И аура у него хорошая. Так по-чему он стоит и ничего не делает? Не пытается что-то сказать, как-то сгладить ситуа-цию?
Не понимаю.
— Рокин, это и есть ваше «поговорите, узнаете что-нибудь новое…»? Вы осознаете, что сами стали подлецом и предателем?
Лицо Рокина было абсолютно спокойно.
— Юля, отец Алексей не причинит вам никакого вреда. Просто поможет преодолеть не-гативный настрой по отношению к церкви.
Ах вот как это теперь называется?
— Путем промывания мозгов? Грязно играете, господа святоши!
— Это не промывание мозгов, Юлия Евгеньевна Леоверенская. Вы добровольно будете помогать нам. В душе каждый человек — глубоко верующий. Надо просто помочь ему ос-вободить эту веру от напластований зла и жизненной грязи…
А чего это он меня по полному имени зовет?
Я плюнула на слова, и так ясно, что добра он мне не сделает. И сосредоточилась на том, что вижу. Аура мерзавца в рясе клубилась багровыми коричневыми и черными то-нами. Выглядело это так, словно протухшее мясо размешивали в блендере. Но выворачи-ваться наизнанку было некогда. Потому что от него словно отпочковывались ложнонож-ки. И явно ползли ко мне с недружественными намерениями. И мне вовсе не хотелось подпускать