Клыки Асуры

За два дня пути войско Родвара по-прежнему не столкнулось ни с какими значительными преградами. Годдарские Равнины подошли к концу, оборвавшись пологим спуском в Глотку Великана.

Застывшее жерло древнего вулкана огромное, точно жадная пасть, недобро скалилось своими бурыми зубами-валунами. Едва приблизившись к скользким уступам, наемные воины разом ощутили тревогу, точно всю низменность заполняло невидимое море враждебных намерений, исходивших откуда-то из ее глубины.

Вьяллар незамедлительно скомандовал привал, Олав и Гретта сошлись во мнении о том, что спуск в ледяной котел негоже начинать с наступлением сумерек — неизвестно что еще ждало их там внизу, Поэтому во избежание лишнего риска путешествие через Глотку Великана было отложено до утра следующего дня. В конце концов, принимая во внимание неоспоримый успех в скором продвижении войска, подождать денек-другой не считалось за грех. Никто не стал поторапливать командующих, наоборот, наемники Родвара обрадовались негаданной возможности хорошо отдохнуть после утомительного дневного перехода.

Вечер, мягко опустившийся на стылые равнины, расцветили десятки походных костров. Воины готовили пищу и с нескрываемым удовольствием предавались мечтам о том, как распорядятся вырученными с похода деньгами. Потом один за другим костры стали умирать, остались только те, у которых несли ночную стражу караульные.

Конану не спалось — за время похода он не успел, как следует, вымотаться, потому варвар решил составить компанию дозорным. У одного из сторожевых костров он нашел Ингурда. Ванир, похоже, был рад представившейся возможности поболтать вместо скучного сидения в тишине.

— Что, Конан, не спится нынче?

— Не спится.

— А твой наполовину безумный приятель уже, наверняка, отправился в путешествие по стране духов?

Безусловно, воин имел в виду старика Тьяцци. Однако обсуждать действия прорицателя Конану нисколько не хотелось. Он равнодушно пожал плечами и подсел к огню.

— Я вот что думаю, киммериец. Путешествую-то я по родной земле, и, кажется, должен знать здесь каждый холм, каждую кочку. А ведь нет! Проник в землю отцов, словно разбойник-лиходей, и сам себя здесь гостем чувствую. Ну, скажи хоть ты, разве положено уроженцу Ванахейма быть нежеланным гостем у себя на родине?

— Ты отправился в поход с дружиной Родвара по собственной воле. Никто тебя не вынуждал, так ведь?

— Так-то оно гак, да вот не совсем. Одно дело, когда свой край тебя принимает, встречает как родного, и совсем другое, когда знакомые места враждебно отталкивают тебя, точно иноземного выродка. Клянусь ладонями Имира, что-то здесь не так! Либо я поглупел, либо Ванахейм действительно изменился.

— Изменился? Что ты имеешь в виду?

— Как будто все здесь перестало тебя узнавать, стало чужим и только и выжидает момента, пока ты поскорее покинешь эти просторы. А не подчинишься — сгинешь. Вроде угроза даже какая-то чувствуется. И подумать только — это мне сулит родной край!

— Когда я был здесь в последний раз, я тоже такого не ощущал, — признал Конан. — Здесь действительно витает какая-то сила, которая властно требует, чтобы мы поскорее убрались отсюда.

— Вот-вот, — кивнул Снежный. — Словно ты здесь гость, чужак, презренный иноземец!

— Я так мыслю, что деятельность Авара распространила по Ванахейму некую злую магию, которая привлекает всю нежить и отпугивает живых.

— А ведь дело говоришь, киммериец! Все это гнусные проделки проклятого колдуна. Кто ж как не Нидхеггсон способен на это? Ну, ладно, дойдем до Гаррада, у него уж найдется, о чем подумать.

— Лишь бы не оказалось все наоборот. А вот Авар, надо сказать, играет с огнем, раздери его вечная тьма! Темные силы с легкостью могут раздавить и его самого.

— Плевать. Он сам выбрал свой путь. Я даже буду рад, если Богопротивник лично свернет шею этому чернокнижнику. Нам же меньше работы.

Они проговорили еще почти в течении колокола, после чего Конан отправился спать. Сон быстро сковал варвара, но разум его оставался свободным от оков туманных видений. Киммериец дремал как хищный зверь, готовый в любой миг вскочить с места и кинуться на врага.

Подобный инстинкт уже нередко спасал ему жизнь. Конан хорошо помнил одно простое правило: расслабиться ты можешь только там, где твоей жизни ничего не угрожает, а если будешь уповать на защиту богов в месте, где, возможно, скопилось немало врагов вокруг твоего лагеря, новый рассвет ты уже не увидишь.

Ночной сон — он как покрывало — создает уют для отдыха, но отбросить его в сторону так же легко. А если привыкнешь нежиться не в меру долго, пострадаешь от этого не раз. Хорошо еще если не раз, а то и вовсе с жизнью расстанешься.

Вот и в эту ночь превосходная интуиция киммерийца предупредила его об опасности. Конан не вскочил на ноги, но открыл глаза и уже держал руку на рукояти меча. Если потребуется, он убьет злоумышленника, не меняя позы.

Ночь все также густела над снежными равнинами непроглядным сумраком. У костров сидели караульные, и по воздуху плыли их тихие разговоры. Ничто не предвещало беды. Все казалось спокойным.