Клыки и вечность

Наклонившись вперед, она принюхивается и стонет.

Это творит со мной такие вещи, которых я, помнится, никогда раньше не испытывал. Срань господня, думаю, мог бы проделать дырку в гранитной столешнице. Мой член пульсирует, и я начинаю беспокоиться, что не смогу контролировать себя, когда дело дойдет до нее.

Я отступаю.

— Наслаждайся.

— Куда ты? — Она кладет вилку в рот, затем закрывает глаза. — Так. Вкусно.

То, как она звучит, удовольствие в том, как она говорит, как двигается — трудно отвести взгляд. Я заставляю себя повернуться и заняться мытьем посуды.

Баффи запрыгивает на стойку рядом со мной, и, клянусь, на ее мордочке появляется самодовольное выражение. Она поднимает лапу, облизывает ее, затем неторопливо проводит по своим усам.

— Ты знаешь что-то, чего не знаю я? — Я спрашиваю ее.

Она не отвечает. Она всего лишь кошка. Очевидно, я был бы сумасшедшим, если бы услышал, как она разговаривает со мной.

— Она много чего знает. — Эверли щебечет со своего места за столом. — Баффи — самая преданная, лучшая подруга, самая красивая девочка — она для меня все.

Баффи перестает умываться и садится немного прямее, задрав свой маленький носик кверху.

— Я не думаю, что ей нужно еще больше объедаться.

— Она не толстая. Она замечательная. Она никогда не покидала меня. Я имею в виду, смотри, она даже следовала за мной всю дорогу сюда. Ты живешь довольно далеко от города, но она все равно смогла меня найти.

— Это интересно. — Я еще раз бросаю взгляд на кошку. Я слышал множество историй о фамильярах или ведьмах в обличье животных. В этом звере определенно есть что-то особенное, но не могу понять, что именно.

— Очень вкусно. Спасибо. — Эверли подходит ко мне сзади и ставит тарелку в раковину.

— У меня есть еще. — Я тянусь за новой тарелкой. — Давай наложу.

— Нет. — Она потирает живот. — Я наелась.

Что-то в этом движении вызывает во мне боль. Я никогда не хотел детей. Конечно, это невозможно. Я мертв. Меня превратили в вампира так давно, что даже не помню. Как и Эверли, я сирота. Мой создатель бросил меня сразу после обращения. С тех пор я по большей части один. Так что нет, дети никогда не были для меня в приоритете. Но из-за того, как она потерла свой живот, возникло странное чувство. Почти дежавю. Она, вынашивающая нашего ребенка. Одна мысль об этом заставляет улыбаться, даже если это невозможно.

— Ты такой красивый, когда улыбаешься. — Она протягивает руку и проводит пальцами по моей челюсти. — Настоящий убийца женщин. — Затем девушка хмурится. — Кстати, об этом, скольких людей ты убил?

Я пожимаю плечами.

— Когда был молодым вампиром, я убивал намного больше. Тогда я не мог держать себя в руках. Так что, если честно, я не считал. Прости. Достаточно сказать… Много, но сейчас не так много.

— Когда тебя обратили в вампира? — Она прислоняется к стойке, пока я намыливаю ее тарелку.

— Это произошло после американской революции, но я не помню точного года. Мой отец погиб, сражаясь в Виргинии, а мы с матерью остались в маленькой усадьбе, которую они построили в лесу вдоль реки.

— Что случилось?

Я пожимаю плечами.

— Все как в тумане. Однажды поздно вечером я охотился. Я стрелял в оленя из своего лука, промахнулся и пытался подкрасться к нему и сделать еще один выстрел. Не успел опомниться, как стемнело, и я собирался домой. Вот тогда-то он и напал. Я едва помню его лицо. Кажется, он хотел убить меня сразу, но по какой-то причине вместо этого обратил. Сначала я был диким. Честно говоря, я не помню тех лет. А хотелось бы. Жаль, что я не смог увидеть свою мать до того, как она умерла, но в тот момент я зашел слишком далеко.

— Мне жаль. — Нежность в ее голосе почти сводит с ума. Сострадание — не то, чем я когда-либо был наделен, и особенно не от кого-то вроде Эверли. Я этого не заслуживаю, не с моей историей. Но я все равно ловлю себя на том, что таю от ее прикосновений.

— Спасибо. — Я выдерживаю ее пристальный взгляд, мы оба придвигаемся ближе друг к другу, двигаясь навстречу друг другу.

Потребность целовать ее, обладать ею, почти невыносима.

— Я хочу тебя. — Это все, что могу сказать, когда наши губы шепчут друг другу. — Я так сильно хочу тебя, Эверли.

Она вцепляется в мою рубашку, ее взгляд становится голодным.

— Я тоже хочу тебя.

Я поднимаю ее на стойку и втискиваюсь между ее бедер, затем завладеваю ее ртом.

Она стонет и запускает пальцы в мои волосы. Я углубляю поцелуй, пробуя ее на вкус и вбирая в себя. Она такая горячая и влажная для меня, ее тело открыто и манит. Я обхватываю ладонью одну из ее грудей, и одна только мысль о том, чтобы вонзить зубы в ее нежную плоть, вызывает во мне вспышку возбуждения.

Я поднимаю ее, намереваясь отнести к себе в кровать и трахнуть до потери сознания, но задняя дверь распахивается и ударяется о стену.

— Я так и знал! — вваливается Йен с потрепанной старой книгой в руке, затем останавливается как вкопанный при виде нас.

Эверли ахает.

— Йен, это не… мы не…

— Да, — рычу я, — и мы абсолютно готовы. — Я сжимаю ее попку для пущей убедительности.

Она извивается подо мной, не в силах скрыть собственное возбуждение.