Клаудия медленно шагала в угасающем освещении раннего вечера. Ей нравилось это время, когда естественного света еще было достаточно, чтобы что-то видеть. Ей нравилось, как надвигалась ночь, как вырастала тьма. Нравилось, что приходилось напрягать зрение.
Она села на вершину дамбы, свесив ноги. Вытащила блокнот, проверила свое расписание. Джоэл об этом не знал – и ни один из них. Все и так считали ее нудной. Можно было себе представить, что бы они подумали, узнав, что у нее был список будущих источников пищи со сведениями об их передвижениях, номерами телефонов и прочим. Впрочем, чтобы найти пищу в этот вечер, заглядывать в записи было не обязательно. Она знала, где та окажется. Записи нужны были просто для успокоения и – для ощущения контроля.
Тьма постепенно сгущалась, а половина уличных фонарей, похоже, не работала. Брызги морской воды говорили о том, что берег окутывает туман.
Подняв голову, Клаудия увидела, что кто-то стоит на дамбе с вытянутыми в стороны руками. Зрителей рядом не было, значит, это не какой-нибудь подросток, пытающийся показать свою удаль. Она подошла ближе и увидела, что это Кен.
Он не слышал, как она подошла. Лицо его заливали слезы, он надрывно рыдал, словно старался выплеснуть все, что накопилось у него внутри.
– Кен? – позвала она.
Она тайно следила за ним уже полтора месяца и знала обо всех его передвижениях. После их многолетней дружбы такое сближение казалось чем-то странным. Пусть даже она не узнавала ничего нового, наблюдая за этим стариком, пока тот думал, что один. Он был просто хорошим, добрым мужчиной, который иногда ковырялся в носу.
Каждое утро он покидал дом и отправлялся посидеть на дамбе, где искушал себя до самого вечера, после чего вставал и возвращался домой.
Глядя на него, Клаудия думала: ведь они почти одного возраста, и он помнит то, что помнит она. Ту же музыку, те же фильмы. Но он – старик, а она – нет. В такие минуты она чувствовала удовлетворение от того, что была вампиром. Она была рада, что осталась молодой в двадцать первом веке и может принимать изменения в мире, будучи молодой.
– Кен, – повторила она.
Он повернулся на голос.
– Как думаешь, если я спрыгну – умру или только покалечусь?
Крепко держась за край, она взобралась на стенку и выглянула вниз.
– Покалечишься. Но если упадешь головой вниз, думаю, можешь и утонуть.
Он подсел к ней. От него странно пахло – запах казался каким-то неправильным.
Но это был не запах мертвого. Пока что нет.
Все еще балансируя на краю, Кен наклонился к воде.
– Я теперь у тебя в списке?
– Хочешь, я позвоню Соне? Или детям? – спросила Клаудия, заранее зная ответ.
– Это ни к чему. Она просто приедет за мной, и всё.
Клаудия прищурилась.
– А ты этого не хотел бы?
– Нет. Нет, не хотел бы. Я не хочу, чтобы она снова меня видела. Это для нее слишком тяжело.
Его голос был напряжен, и Клаудия поняла, что его терзает сильнейшая боль.
– А ты… сама в порядке? – Наклонив голову набок, он внимательно посмотрел на нее. – Ты всегда была так добра.
– Моя мама была добра. Но мне кажется, всей этой доброте пришел конец.
– Не теряй ее, – сказал Кен. – Хотел бы я и сам быть добрее ко всем. К друзьям, к незнакомцам.
Клаудия не ответила: «Никогда не поздно», потому что слышала по его голосу, что это не так.
– Что с тобой? – спросила она с вампирской прямотой. Опять же, ответ был ей известен, но нужно было, чтобы он сам это произнес. Это входило в обязательную часть процесса.
– Я болен. Очень болен. Впереди только боль и страдания для моих детей. А дети не должны видеть страданий родителей. И ты не должна была этого видеть.
– А что врачи? Не могут помочь?
– Только через боль. Но какой в этом смысл? Я хочу уйти тихо, мирно, владея собой. Разве я не имею на это права?
Клаудия несколько мгновений смотрела на него, затем повернулась к морю.
– Ты со всеми попрощался? Все дела закончил? Умирать с нерешенными проблемами нехорошо.
Он, похоже, удивился.
– Спасибо. Что выслушала, что не пытаешься отговорить. – Он говорил сдавленным голосом, настолько исполненным боли, что Клаудия чуть ли не сама ее чувствовала. – Я все закончил, со всеми попрощался, сказал, что всех люблю. И оставил кое-какие подарки внукам и сообщения для правнуков. Извинился перед людьми. Все уладил. Но просто не могу решиться. – Он умолк, наклонился вперед, зажал уши руками. – Кишка тонка сделать то, что нужно.
У Клаудии засвербели зубы.
– Я могу помочь, – прошептала она. И слегка ощерившись, повторила громче: – Я могу помочь.
Повернувшись к ней, он увидел ее клыки.
– Список… Так вот зачем он тебе нужен?
Она кивнула.
– Я аккуратно, – сказала она и, наклонившись вперед, впилась в пульсирующую вену на его шее.
Она пила до самого конца, пока он не умер, а потом усадила его на землю, прислонила к стене и вызвала «скорую». Она не хотела, чтобы его ограбили или повредили тело. Его жене и детям следовало скорее узнать о случившемся и увидеть его, пока он еще оставался свеж.