КНДР вчера и сегодня. Неформальная история Северной Кореи

В начале 1920-х гг., когда советско-корейская и советско-китайская границы еще сохраняли определенную прозрачность, некоторые молодые корейцы отправлялись для «революционной работы» в Корее по собственной инициативе. Так, группа так называемых «анархо-синдикалистов», включавшая Лаврентия Кана (Кан Чин), Бориса Кима (Ким Чин), Михаила Хана (Хан Пин), покинула СССР в середине 1920-х гг. По мнению Хана Пина, которого можно рассматривать как идеолога этой группы, советская власть делала слишком мало для мировой революции и, особенно, для революции в Корее. Приблизительно в 1926–1927 гг. эти молодые люди отправились в Манчжурию и Корею для подпольной работы. ^[120] Некоторые из них погибли в японских тюрьмах, в то время как другие, среди которых были Хан Пин и Кан Чин, участвовали в коммунистическом движении на Юге. После Освобождения они оказались в КНДР, где позже стали жертвами репрессий.

С середины 1920-х отправка советских корейцев для подпольной работы в Корее и Манчжурии стала обычной практикой Коминтерна. Задачами нелегалов были пропаганда коммунистических идей и установление связей с местным коммунистическим подпольем. Детали деятельности Коминтерна едва ли станут известны до того, как будут полностью открыты архивы Коминтерна и спецслужб, однако уже сейчас ясно, что в течение двух предвоенных десятилетий в Корею были направлены десятки, если не сотни, человек, только немногие из которых дожили до 1945 г.

Среди уцелевших необходимо упомянуть Пака Чонъ-э (в советских материалах 1940-х гг. ее называли Пак Ден Ай) и Кима Енъ-бома, пожалуй, наиболее известных представителей «первой волны», которые сыграли важную роль в послевоенном развитии КНДР. Пак Чонъ-э (Вера Цой) закончила учительский техникум в Ворошилове (ныне Уссурийск) и уехала в Москву продолжать образование. ^[121] Там ее приняли в одну из коминтерновских школ и вскоре вместе с Кимом Енъ-бомом отправили в Корею (вероятно, около 1931 г.). В конспиративных целях они выдавали себя за супружескую пару, хотя позже их брак из фиктивного стал реальным. ^[122] Впоследствии Пак Чжонъ-э была арестована японцами и вместе со своим мужем провела несколько лет в тюрьме. В октябре 1945 г. Ким Енъ-бом стал первым руководителем Северокорейского бюро Компартии Кореи и занимал этот пост до декабря (факт, не упоминаемый в современных северокорейских изданиях, которые, разумеется, настаивают на том, что с самого начала формальным главой коммунистов Севера был Ким Ир Сен). ^[123] Впрочем, Ким Енъ-бом быстро оказался оттеснен на третий план, и вплоть до своей преждевременной смерти в 1947 г. особой роли в политике не играл. Этого нельзя сказать о его жене: до конца 1960-х гг. Пак Чжонъ-э входила в число 4–5 ведущих руководителей ТПК, являлась членом Политбюро (1946–1966) и секретарем ЦК, а также доверенным лицом Ким Ир Сена. Пак Чжонъ-э с самого начала порвала связи с советской группировкой и не переставала подчеркивать свою личную преданность будущему Великому Вождю (что, впрочем, не спасло ее в 1968 г. от опалы, в результате которой она на два десятилетия исчезла с политической сцены). ^[124]

Осенью 1937 г. все корейцы были депортированы с Дальнего Востока, где они жили с конца XIX века, и выселены в Среднюю Азию. Официально утверждалось, что корейцы, будучи этнически близки к японским подданным Корейского полуострова, представляют из себя «политически ненадежный элемент» и, следовательно, им нельзя разрешать жить близ границы с контролируемой японцами Манчжурией. На своем новом месте жительства, в Средней Азии, корейцы столкнулись с различными ограничениями, затрагивающим, в первую очередь, свободу передвижения. Советские корейцы, принадлежавшие к интеллектуальной и политической элите, стали жертвами репрессий, суровых даже по меркам 1937 г. Многие тысячи корейских учителей, ученых, партийных работников, военных были казнены или умерли в лагерях.

В конце 1930-х гг. была практически прекращена и отправка в Корею сотрудников Коминтерна. С этого времени подготовка советских корейцев для последующей подпольной работы на «исторической родине» стала прерогативой разведывательных служб. Задачи агентов тоже изменились: они в меньшей степени стали заниматься организацией коммунистического движения, но в большей — операциями по сбору секретной информации. Впрочем, совсем уж четкой грани между разведывательными и политическими задачами не было и в более ранний период.