Княгиня

— Это хорошо, сын мой, — кивнул Урбан. — Пусть потерпит еще немного. А теперь оставь меня одного, я должен помолиться Вседержителю! Ступай с миром!

Немощной старческой ладонью Урбан хлопнул по шелковому покрывалу, и Витторио тотчас же вскочил на постель. Задернув полог, Лоренцо покинул папскую опочивальню. Когда лакеи бесшумно закрыли за ним двери, Бернини вдруг почувствовал странный озноб. Поеживаясь, он зашагал по мраморным плитам бесконечного коридора. Ему не терпелось выйти в тепло погожего летнего вечера.

У входа во дворец дожидался слуга, державший под уздцы жеребца. Почувствовав под собой налитые силой мышцы нетерпеливо пританцовывавшего на месте коня, Лоренцо успокоился и даже повеселел.

Ничего, Урбан пробыл сколько лет на престоле, и дай ему Бог пробыть на нем еще столько же.

3

Монсеньор Вирджилио Спада был мужчина во цвете лет, приятного нрава и низкорослый. И хотя носил сутану испанского ордена филиппинцев, где порядки отличались суровостью, он испрашивал совета у Всевышнего лишь по великой необходимости, да и то чтобы затем поступить по своей воле. Ему, монаху по званию и застройщику по призванию, был вменен в обязанность надзор за всеми строительными работами, к которым имел касание его орден. Занимая далеко не последнее место в конгрегации святого Филиппа из Нери, он знал наперечет всех выдающихся зодчих города — и тщеславного Пьетро да Кортону, и Джироламо Райнальди, «архитектора римского народа», и, естественно, самую большую знаменитость — Джованни Лоренцо Бернини. Но из всех из них особо выделял Франческо Борромини, в прошлом каменотеса, которого открыл несколько лет назад и с тех пор всячески продвигал, с тем чтобы тот стал самостоятельным архитектором, что вполне позволяло и проявляемое Борромини усердие.

Монсеньор иногда с улыбкой вспоминал, как однажды появился на строительной площадке, где его орден сооружал некое строение, чтобы обсудить ход работ с этим самым Борромини. Да, тогда — помнится, в 1637 году — поднялась великая суматоха, когда он, Спада, поручил строительство капеллы для быстро прибавлявшего в численности ордена филиппинцев архитектору, в ту пору никому не известному, хотя за право получить заказ боролся не один пользующийся признанием зодчий — конгрегация объявила но всей Италии открытый конкурс. Но Спада знал, что делает. Жизнь святого Филиппа, основателя ордена и признанного народом святого, отличало гармоничное сочетание простоты и возвышенности, а передать эту идею в камне вряд ли удалось бы кому-нибудь еще, кроме Борромини. К тому же мастер Борромини соединял в себе гениальность планировщика с бережливостью строителя, что тоже немаловажно.

Дела у Борромини шли не лучшим образом. Смотрители Рима хоть и назначили его архитектором Сапьенцы, католической гимназии, которой суждено было стать университетом с богословским, философским и медицинским факультетами, но вопреки всем заверениям о том, что стройка не будет законсервирована, начало работ из года в год отодвигалось. Тогда единственными заказчиками Борромини были лишь испанские монахи ордена избавления рабов-христиан, чья святость могла соперничать разве что с их бедностью и которые на принадлежавшем им клочке земли неподалеку от перекрестка Четырех фонтанов, поднатужившись и подсобрав денег, отважились построить монастырь Сан-Карло, включая и церковь. Заказ этот сулил сущие крохи, посему творить здесь предстояло наспех обученным каменщикам и каменотесам из числа самих же братьев, вынужденных уповать не столько на умение, сколько на волю Провидца.

С рвением, достойным святого, Борромини принялся за дело, предложенное ему монсеньором Спадой, и, надо сказать, последний не разочаровался в своем выборе. Несмотря на предостережение во всем соблюдать скромность, приличествующую братьям сего ордена, и на запрет применения мрамора, Фраическо Борромини продолжал удивлять работодателя все новыми и новыми задумками. Каждая деталь вырисовывалась на множестве эскизов и снабжалась дотошнейше исполненной восковой моделью. Согласно замыслу зодчего, фасад капеллы уподоблялся человеческому телу, как будто сам святой Филипп, приняв образ церковного здания, стремился заключить в объятия всю свою паству.