Княгиня Екатерина Дашкова

— Из своих ранжерей, Катерина Романовна. Сам следил, когда садовник срезал, о вас думал.

— Премного благодарна за память да благоволение ваше.

— Это мне вас благодарить, княгиня, нужно, что обществом своим старика осчастливливаете. Душой близ вас расцветаю.

— Думаю, мы оба счастливы мыслями о том, по какому пути может пойти Россия.

— От мыслей до яви, сударыня, далека дорога.

— Так полагаете, Никита Иванович?

— А как же! Новые царства можно только в мечтах строить, на деле наш долг — подчиняться законному монарху.

— Но вы же согласны, что действия императора могут оказаться губительными для государства?

— Это все рассуждения, княгинюшка, не боле.

— Ваше сиятельство! Приехал Григорий Орлов — доложить просил, не примете ли.

— Вы знакомы с Орловым, Катерина Романовна? Не знал.

— Видать видала, говорить не приходилось. Проси, Пантелей, да скажи, мол, у княгини сам Никита Иванович Панин.

Шаги по коридору скорые, чисто дробью. Сабля звякает. Пантелей дверь открыть не успел — будто сама на всю ширь распахнулась. Гвардеец весь проем занял. Росту с коломенскую версту. Косая сажень в плечах. Глаза серые. Волосы русые. Кольцами. Взгляда не прячет. Шаг сделал:

— Здравия желаю, княгиня. У меня новости дурные.

— Император?

— В Ораниенбауме. Тут другое — арестован капитан Пассек.

— Как «арестован»? За что? Вчерась у меня с Бредихиным были.

— Все так. Только в полку по возвращении от вас с офицерами да солдатами толковать принялся, как императрицу защищать да когда такой случай выйти может.

— Бог мой, какая неосторожность!

— О чем вы, Никита Иванович! Не мораль же ему сейчас читать!

— И все же, Катерина Романовна, думается, для тревоги пока нет оснований. Господин Орлов почитает, что арест произошел от разговоров, а может, все дело в нарушении порядка. Может, не вовремя вернулся в полк, может, на учении чего недосмотрел.

— Кто арестовал его, господин Орлов?

— То-то и оно, командир полка Воейков. Сам случаем разговор услышал, сам и арест произвел. Мол, не допустит смуты в полку.

— Но Воейков непременно донесет императору!

— Скорее всего, ваше сиятельство. Чтобы выслужиться.

— А государь начнет дознание… Боже мой, мы должны…

— Ничего вы не должны, Катерина Романовна! Сначала все разузнать следует, а уж там…

— Сделайте милость, Никита Иванович, мне что-то нехорошо сделалось. Кровь в голову ударила. Пойду прилягу, извините великодушно.

— Ложитесь, ложитесь, дорогое дитя! Я к вам завтра с утра загляну, проведать о здоровьечке.

— А вы, господин Орлов, задержитесь на минутку. Я хочу вас попросить передать одному из ваших офицеров привет от мужа. Полагаю, вас не очень затруднит передать мне также, что удастся выяснить о причине ареста Пассека. Чем скорей, тем лучше. Поймите, господин Орлов, все становится слишком серьезным! Если вы дорожите жизнью и благополучием императрицы, Бога ради, не медлите!

…Ехать в Ораниенбаум? Самой быть, слышать, предупредить? Нет, нет! Оттуда можно в пору не выбраться. Мой отъезд окажется подозрительнее, чем мой приезд. Графиня Елизавета Романовна и Аннет давно знают о моей преданности императрице. Там и дядюшка, и тетушка Анна Карловна. Батюшка и то туда уехал. Они о государыне и слышать не хотят. За мной следить будут. Нельзя! Господи, а что же можно? Никита Иванович сохраняет английское спокойствие и все старается объяснять «естественными причинами». Пассек и Бредихин уже были напуганы, теперь тем более. Если бы здесь был князь Михайла! А Орлов? Неужто всегда рядом с достойными преемницами престола должны оказываться столь никчемные люди? И это в его руках во многом судьба императрицы. Невероятно! Мои просьбы и предостережения не столько убедили, сколько припугнули его. Он вышел из покоев, сжав губы и едва откланявшись. Как скоро пришлет он весть о Пассеке? Или не пришлет совсем? Рассказывал же дядюшка, как Алексей Разумовский не решился ехать с покойной государыней императрицей арестовывать правительницу Анну Леопольдовну. Чуть не в ногах у нее валялся, чтоб не ехать, чтоб предоставить все воле Божьей. Бежать, бежать надо. Самой. Слуги здесь не годятся. К Рославлевым. У них разузнать. Их под рукой иметь. В мужской шинели никто на улице не узнает, да и идти недалеко.

Конский топот. Пригнувшийся всадник. Это на опустевшей улице, среди заснувших домов.

— Орлов!

— Вы не ошиблись, княгиня, хоть и не имел чести я быть вам представленным. К вашим услугам, Алексей Орлов.

— У вас какие-то известия?

— Самые худшие. Петр Пассек объявлен государственным преступником. Его сторожит множество солдат. Я успел сообщить Рославлеву. Брат помчался к Никите Ивановичу Панину. С минуты на минуту Ораниенбаум узнает о заговоре.

Вот оно! Теперь все зависело от решительности.

— Сударь, вы найдете еще курьеров?

— Конечно, княгиня. Сколько угодно.