Вскоре Буле жестоко в этом раскаялся, тем более что он все еще любил г-жуде Курсель, а она, покидая прибежище, которого он ее лишил, простила его и написала ему благородное и трогательное письмо, чтобы сообщить об этом:
Маркиза уехала в Савойю и, находясь там, попыталась добиться изменения решения суда, согласно которому ей возвращали все имущество, в то же время обрекая ее на жизнь в монастыре. Неизвестно, что бы за этим последовало, если бы не умер ее муж. Начался страшный переполох, и в игру вступили наследники, еще более жестокие, чем маркиз. Госпожа де Курсель не придала этому значения, вернулась в Париж и стала вести там жизнь, полную развлечений. И тут деверь маркизы, шевалье де Курсель, снова отправил ее в Консьержери, где ее окончательно осудили за прелюбодеяние с Ростеном (увы, именно с ним!) и приговорили к штрафу в шестьдесят тысяч франков, который она должна была выплатить Курселям, не считая судебных издержек, объявлений и т.д. Но вместе с тем г-жу де Курсель отпустили на свободу и сняли с нее всякую ответственность — она сочла все это не слишком дорогой ценой.
Именно тогда маркиза написала мне из Консьержери, и мы помирились. Я сделала для нее что смогла, хотя и виделась с ней лишь тайком; затем она исчезла, и я не знаю, где она сейчас.
Вот и вся история женщины, заставившей о себе говорить: когда я вернулась из Монако, о ней шла всеобщая молва; тем не менее о маркизе вскоре все забыли, и я в первую очередь, из-за другой, еще более удивительной истории, непосредственно связанной со мной: речь идет о несостоявшемся браке Мадемуазель с Лозеном. Я расскажу лишь о том, что касается меня и неизвестно большинству, поскольку в общих чертах эти события знают все.
Мадемуазель отвергла половину королей и принцев Европы и была отвергнута другой их половиной; между тем она старела, и незамужняя жизнь стала сильно ее тяготить. Я уже не раз говорила, что она давно подумывала о Лозене, разумеется не как о муже (столь невероятная мысль не могла ни с того ни с сего прийти ей в голову), а как о мужчине, который ей нравился. Однако, поскольку все беспрестанно говорили с принцессой о ее наследстве, она внезапно передумала и решила выбрать себе супруга, о чем она заявила во всеуслышание, чтобы ее оставили в покое по поводу ее завещания.
Прежде всего речь зашла о герцоге де Лонгвиле, в ту пору графе де Сен-Поле, который по возрасту годился Мадемуазель в сыновья, затем об английском короле, а после смерти г-жи Генриетты — о Месье. Все единодушно выступали за Месье, исключая короля, которого нисколько это не интересовало, и Мадемуазель, которую не интересовал принц. Поэтому она его отвергла с согласия государя, и принц сожалел только о ее богатстве. Тотчас же снова стали возникать честолюбивые помыслы, и на первый план выдвинулся граф де Сен-Поль. Однако это не устраивало ни Мадемуазель, ни некоего кавалера, который начиная с 1666 года прилагал все усилия, чтобы усилить влечение, возникшее у принцессы с первого взгляда и замеченное им одним. Он заботился об ее экипажах, гвардейцах и шатрах, с удвоенным рвением нес королевскую службу и избегал женщин, позволяя им открыто любить его; вскоре этот хитрец стал горячим другом принцессы и изливал ей свою душу; мало-помалу он обрел ее любовь и, увидев, что она в его власти, отступил.