Княгиня Монако

— Этот человек хотел бы заставить меня носить маску, ибо, как видно, мое преступление заключается в моем лице. Он постоянно надевает на меня картонную маску, а я постоянно ее срываю — мне душно в ней, она меня жжет. Если бы вы знали, как жестоко я поплатился за счастье видеть вас в течение четверти часа!

— Как же вам удалось оттуда сбежать? В вашей темнице такие надежные запоры.

— Более надежные, чем когда бы то ни было; но мое терпение лопнуло. У меня были деньги, и я не захотел больше ждать; вы были в Авиньоне, и я был уверен, что доберусь сюда. Я был посажен под арест в своей комнате на три дня за то, что казался расположенным к неповиновению, чего мой повелитель не выносит. Однажды утром, когда мне принесли порцию еды, я отказался открыть дверь, отказался сделать это и вечером — всем известно, что я довольно часто поступаю так в минуты раскаяния. Ночью я выбрался из дома тем же путем, что привел меня к благословенной смоковнице: я вылез через окно и спустился вниз, цепляясь за вьющийся по стене старый плющ.

— А потом? Ведь вас так стерегут!

— Да, сад окружен высокими стенами, а эти высокие стены унизаны стеклами и острыми лезвиями; кроме того, мои тюремщики полагали, что у меня нет денег и, главное, что для бегства у меня нет цели. Им казалось, что у меня нет друзей на воле, что я один в целом мире. Мой страж не предполагал, что я способен на столь решительный шаг: разве он меня знает? Разве я всегда не притворялся в его присутствии? Вследствие моего пребывания в одиночестве во мне проявились разнообразные способности; наедине с собой я испробовал силу моего духа и тела. Они считают меня слабым, хилым, своевольным, но беспомощным ребенком, подавленным злосчастием и неволей, неспособным на отважный поступок и в мыслях, даже если он ропщет.

— Для чего они оставили вам деньги?

— Они о деньгах ничего не знали. Душенька Ружмон, расставаясь со мной уже в другом замке, куда меня привезли после Венсенского леса, в последний раз когда мы были наедине, сказала мне, и я никогда этого не забуду: «Мой дорогой Филипп, нас собираются разлучить навеки; Бог свидетель, что я люблю вас как сына и никогда не перестану оплакивать это расставание. Я боюсь, что без меня вы станете совсем несчастны, увы! Я ничего не могу с этим поделать, а вы тем более — бесполезно даже сопротивляться. И все же не преступление попытаться избежать печальной доли. Возьмите золото и три бриллианта, зашитые в этом мешочке; всегда носите его при себе и прячьте чрезвычайно тщательно; быть может, благодаря этому вы когда-нибудь обретете жизнь и свободу. Когда вы станете достаточно взрослым, чтобы самостоятельно передвигаться по свету, постарайтесь убежать, уезжайте как можно дальше из Франции и никогда сюда не возвращайтесь — только к этому призывает вас моя любовь; но, главное, будьте осторожны. Прощайте».

— И вы больше ее не видели?

— Нет, она уехала в тот же вечер. Меня перевозили из дома в дом, точнее из лачуги в лачугу, из одного захолустья в другое до тех пор, пока я не оказался в доме, куда привел вас Господь. Вопреки собственной воле, я почти всегда путешествовал в маске, особенно когда мы проезжали через города. Как только на меня где-нибудь обращали внимание, на другой же день мы перебирались на новое место. Мы как раз собирались покинуть этот замок, и…

— Как называется то место?

— Не знаю. Названия всех мест, где я обитал после Венсена, мне неизвестны. Я ничего не знаю ни о себе ни о других; я никто и ничем не дорожу в этом мире.

Он произнес эти слова с такой печалью, что у меня защемило сердце. Я сказала:

— Бедный Филипп!

— Теперь меня незачем больше жалеть, ибо я свободен и моя жизнь в моем распоряжении. С того времени как я впервые увидел вас в Венсене, я не переставал думать о вас, ведь с тех пор как я появился на свет, у меня не было ни матери, ни сестры, ни любовницы — я знал и любил только вас. Эта встреча показалась мне подарком судьбы, и я поклялся, что отныне никогда больше вас не потеряю. Мне удалось сбежать, как я уже вам сказал; я перебрался через стену, покрытую остриями, оставив там куски своей кожи, а затем побежал через поле и добрался до какой-то фермы, где за золото мне продали лошадь. Я разузнал дорогу до Авиньона и поехал по ней, срезая где возможно путь и мчась изо всех сил, загоняя одних лошадей и покупая других. Вчера вечером я приехал сюда, мне сообщили о торжественном шествии и о том, как оно проходит, я воспользовался этим — и вот я здесь.

— Что же вы теперь собираетесь делать?

— Я отправлюсь туда, где сражаются, а такое место всегда найдется; я возьму себе какое-нибудь имя, раз у меня его нет; я раздобуду сокровища, а затем вернусь сюда, привезу вам свою добычу и попрошу у вас награды.

— У меня, Филипп?

— У кого же еще? За исключением вас, кого мне любить на земле? И кто полюбит меня, в конце концов?

— А если я вас не люблю, Филипп?! — спросила я с жестокостью девчонки, строящей из себя кокетку и притворщицу.

— Вы?!