Княгиня Ольга

О крещении русской княгини упоминают и греческие источники. Византийский хронист Иоанн Скилица, трудившийся в последней четверти XI века, сообщает следующее: «…Жена некоего некогда отправившегося в плавание против ромеев русского архонта (то есть Игоря. — А.К.),по имени Эльга, когда умер ее муж, прибыла в Константинополь. Крещенная и истинной вере оказавшая предпочтение, она, после предпочтения [этого] высокой чести удостоенная, вернулась домой» ^{179}. Это известие Скилицы повторили и более поздние византийские хронисты XI—XII веков — Георгий Кедрин (по существу, копиист Скилицы) и Иоанн Зонара [148]. Суть «высокой чести», оказанной княгине, проясняет миниатюра так называемого Мадридского списка Хроники Иоанна Скилицы (середина XII века), на которой изображен прием «архонтиссы руссов жены Эльги (Ольги. — А.К.)»императором Константином Багрянородным ^{180}.

Византийский хронист не привел даты этого события, даже приблизительной. О крещении «архонтиссы руссов» он вспомнил попутно, в связи с известием о крещении в Константинополе в конце 940-х — начале 950-х годов одного за другим двух венгерских «архонтов» — Булчу (Вулусудиса, Вулцсу) и Дьюлы (Гиласа): первый из них вскоре отказался от христианской веры, возобновил набеги на Империю, затем вступил в войну с «франками» и был схвачен германским королем Отгоном I и посажен на кол (после битвы у Леха 10 августа 955 года); второй же оказался человеком благочестивым и верным своему слову: он вернулся на родину вместе с рукоположенным в Константинополе епископом и в течение всей своей жизни сохранял мир с Византийской империей. Очевидно, что венгерские дела интересовали византийского хрониста больше, чем русские. Но если следовать логике и относительной хронологии его рассказа, то крещение Ольги следует относить ко времени во всяком случае после крещения названных венгерских «архонтов», то есть к 50-м годам X века [149].

Наконец, о принятии Ольгой христианства в Константинополе сообщает немецкий хронист, автор так называемой Хроники Продолжателя Регинона Прюмского, живший в X веке [150]. В отличие от всех предыдущих авторов, он был современником тех событий, которые описывал. Сообщив под 959 годом о прибытии к королю Отгону I послов Елены, «королевы ругов» (об этом посольстве речь пойдет в следующей главе книги), автор хроники прибавляет, что названная Елена, то есть княгиня Ольга, приняла крещение «в Константинополе при императоре константинопольском Романе» ^{181}. [151]Речь идет об императоре Романе II, ставшем самодержцем 9 ноября того же 959 года, после смерти отца, императора Константина VII Багрянородного. Обыкновенно считают, что данные немецкого хрониста явно противоречат показаниям других источников, относящих крещение Ольги ко времени правления Константина. Однако это не совсем так, и, на мой взгляд, прямого противоречия здесь нет. Дело в том, что Роман II был провозглашен соправителем своего отца и венчан на царство еще в 945 году, так что крещение Ольги, совершенное при его отце, было совершено и при нем тоже. Полагать же, будто княгиня действительно крестилась в Константинополе после восшествия Романа на престол в качестве самодержца (то есть после ноября 959 года), как считают отдельные историки, нельзя: в таком случае отправленные ею послы физически не смогли бы прибыть ко двору Отгона и сообщить о крещении своей княгини до конца того же 959 года.

Этим перечень источников, сообщающих о крещении княгини Ольги исчерпывается. Зато в нашем распоряжении имеются еще два уникальных известия о ее путешествии в Константинополь — правда, без какого-либо упоминания о крещении там.

Первый источник — древнерусского происхождения. Это «Книга Паломник, или Сказание мест святых во Цареграде», знаменитого русского паломника, будущего архиепископа Новгородского Антония (в миру Добрыни Ядрейковича), побывавшего в 1200 году в Константинополе и его окрестностях и описавшего святыни византийской столицы. Он вспомнил и об «Ольге Русской», которая, по его словам, «взяла дань, ходивши к Царюграду» [152]. Антоний упомянул о ней в связи с тем, что увидел в алтаре главной константинопольской церкви — Святой Софии — поднесенный ею дар — драгоценное блюдо. О том, какое значение имеет его свидетельство и что мог он понимать под «данью», взятой Ольгой, мы поговорим позже.